Часть 1.
По поводу некоторых исторических персонажей у нас сложились вполне устойчивые стереотипы из серии: хороший-плохой. Особенно это касается тех людей, которые жили в весьма отдаленные времена, и о ком практически не осталось достоверных документальных свидетельств. Очень часто эти впечатления нам создают художественные произведения, визуальные в том числе.
Вот и царевич Димитрий, вернее Дмитрий Иоаннович князь Угличский тоже относится к таким мифологизированным личностям. Его мы представляем себе в основном по изображениям на иконах и по картинам художников уже более позднего, практически нашего времени.
Конечно, ранняя смерть восьмилетнего мальчика при не слишком понятных обстоятельствах наложила свой отпечаток на все дальнейшее восприятие его личности. Но даже те не слишком внятные рассказы об этом ребенке, которые существуют, придают его образу некую двусмысленность.
Вообще-то в те времена ребенок, даже совсем маленький, а тем более мальчик из царского рода, это уже не младенец, а вполне серьезная политическая единица. Если бы так случилось, что Федор Иоаннович не смог по каким-то причинам наследовать престол за своим отцом Иваном Васильевичем, то при достаточно серьезной политической поддержке Дмитрий вполне мог быть венчан на царство. В том же 16 веке в Англии Эдуард VI был коронован в возрасте 9 лет, хотя и под опекой своего дяди. Между прочим, и сам Иван Грозный был помазан на царство в возрасте 3 лет.
В восемь лет и даже раньше Дмитрий мог бы и жениться вполне официально. Конечно, никто не ждал от таких юных супругов наличия нормальных супружеских отношений, но необходимые политические вопросы такие браки прекрасно решали. Брачный контракт между Людовиком XIII и Анной Австрийской был заключен, когда и жениху и невесте было по 11 лет. И только через три года юная супруга прибыла во Францию.
Так что Дмитрий Иванович в свои восемь лет был для Бориса Годунова серьезным политическим соперником, а вовсе не безгласным невинным «младенцем». Кое-какие факты свидетельствуют, что Дмитрий вполне был осведомлен о политической ситуации в стране и во властных верхах. Одно из описаний царевича, оставленных английским посланником Джайлсом Флетчером, рассказывает об игре, которую мальчик затеял как-то зимой. Тогда были сооружены фигуры из снега, Дмитрий каждого из снеговиков нарек именем кого-то из бояр и с удовольствием отрубал им снежные головы. Причем самый большой и высокий снеговик был назван именем Бориса Годунова. Как правило, эта история подается в том плане, что ребенок уже в раннем возрасте был садистом. Но ведь он прекрасно знал всех этих людей по именам, и, более того, имел вполне убедительные поводы их опасаться.
Конечно, поскольку Мария Нагая была шестой или седьмой женой Ивана Грозного, для церкви их брак не считался законным и ребенок формально не мог быть наследником своего отца. Но при наличии серьезной поддержки на такие пустяки вполне могли бы посмотреть сквозь пальцы. История знает случаи гораздо более спорного происхождения монархов. Например, французский король Карл VI Безумный при всем неустойчивом состоянии своей психики вполне здраво подозревал, что его супруга Изабо Баварская, отличавшаяся излишней любвеобильностью, родила наследника, будущего короля Франции Карла VII в лучшем случае от его брата Людовика Орлеанского, а в худшем – от конюшего Буа-Бурдона. А в случае с Дмитрием в его происхождении никто не сомневался.
Более того, народ видел именно в Дмитрии истинного наследника своего отца, и те проявления жестокости, которые описывал Флетчер, воспринимались не как признак психического расстройства, а, наоборот, как свидетельство волевого характера юного царевича:
«…Русские подтверждают, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нём начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течёт из него кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкой гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут…»
Продолжение следует…