САЛОНЫ КАК РЕАЛЬНОСТЬ ИЛИ ИГРА?
Часть 14.
Вторая половина XVIII века придает салонным собраниям иное направление. В дискуссиях, происходивших в салонах госпожи дю Деффан, госпожи
де Жоффрен, мадемуазель Лепинасс, зарождаются и развиваются идеи философии Просвещения, поскольку в них участвуют Дени Дидро, Жан-Жак Руссо, Вольтер, д`Аламбер.В эпоху Великой французской революции салонная жизнь в Париже не прекращается, хотя и получает новую политическую революционную окраску. Салоны не встают в оппозицию, не стремятся отстаивать "старый порядок", а прекрасно сосуществуют и с жирондистами и с якобинцами, и в период наполеоновской Империи (например, знаменитый салон мадам Рекамье, существовавший в 1780-х-1810-х гг.)
Жюли Рекамье Салон мадам Рекамье
Салоны продолжают существовать и в XIX веке, но в них происходит резкое размежевание между аристократией и богемой. Возможно, что одна из причин этого – переосмысление романтизмом личности художника, который всегда противостоит толпе, диктует ей свою волю, и имеет на это право как творец, как почти что демиург.В богемных кругах знатность и деньги ценятся меньше, чем творческий дар. Возникают артистические салоны, в целом, сохраняющие
традиционную форму, но теперь они могут группироваться вокруг выдающейся личности, такой, как, например, писатель Шарль Нодье. С появлением независимой журналистики из бесед исчезает тема политики. В светских салонах этого времени обсуждаются в основном малозначимые в культурном отношении сюжеты: охота, мода, сплетни.
Для французского общества первой половины XVIII века мир – это салон, где всего намешано понемногу: искусства и философии, науки и поэзии, политики и сплетен, но надо всем этим стоит любовь, и все подчинено той игре, которую ведут люди, включенные в этот мир. Их мир закрыт от внешних влияний, подчинен определенным правилам и ритуалам. Салон – это не просто общественный институт, это модель общества, модель Парижа, модель всей Франции этой эпохи.Если судить по художественным произведениям, пространство в XVIII веке воспринимается замкнутым, ограниченным рамками гостиной одного дома, одного города – Парижа.
Герои книг, следуя традициям плутовского романа, испытывают то взлет, то падение и постоянно приходят в одну и ту же точку, как герой Лесажа Жиль Блаз, как Марианна у Мариво, как кавалер де Грие, который возвращается к Манон Леско несмотря на все ее измены и на препятствия, чинимые его родственниками.
С одной стороны этот мир замкнут в своей городской рафинированности, с другой общество ощущает некую потребность
возвращения к природе, к естественности. Очень часто мир Парижа, развращенного города, передается в литературных произведениях через впечатление неискушенного и простодушного героя (Марианна, Мелькур). Но создается некое противоречие, поскольку "естественное" начинают вносить в замкнутое пространство комнат в доме, прежде всего салонов. На стенах возникают пасторальные сцены, а прихотливые изгибы узоров на тканях, коврах, в оформлении мебели, светильников, каминов своим происхождением обязаны не только мотиву раковины, но и прочих даров Флоры, как о том свидетельствует "Книга овощей" Жюля-Ореля Мейссонье."Общество Афродиты", председателем которого был регент, приобрело поместье около
Монморанси, где интерьеры дворца изображали кустарники, лужайки, кущи деревьев, и все это было направлено на то, чтобы повторить аркадские пейзажи.По сути своей салон был местом отдыха, "неформального общения", где его посетители в непринужденной обстановке могли восстановить свое душевное равновесие. Обсуждение самых серьезных политических или философских тем служило лишь для развлечения. Остроумие доставляло удовольствие как самим участникам диспутов, так и их слушателям. То, что происходило во всех без исключения салонах, можно назвать игрой, и тот, кто ждал чего-то более серьезного, облекал
свое разочарование в ироническую форму.Зарождение идей Просвещения, которое иногда связывают с салонами первой половины XVIII века, было для салонных собраний во многом явлением нехарактерным, стихийным и случайным. Возможно, это мнение возникло лишь поскольку салоны посещают те же люди, которые впоследствии станут основоположниками энциклопедизма и философии Просвещения. Однако в эпоху рококо они ничем не выделяются среди прочих участников салонных собраний, может быть, даже менее заметны, чем остальные. И только впоследствии, уже после 1750 года, они и их идеи приобретают известность.
Век рококо – это век всеобщей игры. Правила ее – ритуалы, которые сопровождают
человека целый день с момента пробуждения до отхода ко сну. Правилам игры подчинена вся жизнь: утренний туалет, визиты, пребывание при дворе, посещение театра и салона происходят по раз и навсегда установленным законам. Но они не кажутся обременительными и скучными, как это было при Людовике XIV. Теперь это лишь форма, в которую легко вложить любое содержание, и под маской светской учтивости будет скрываться ненависть или, наоборот, пламенная страсть, понятная окружающим, но никого не 
смущающая, ибо она облечена в безукоризненную оболочку.Это игра еще и потому, что ее пронизывает дух иронии, "игривости ума", которую Монтескье считает определяющей в характере французов: "...созданная для будуарных разговоров, она дошла до того, что стала чертой национального характера: шутят в совете, шутят в армии, шутят с послом... Профессии кажутся смешными только в той мере, в какой им придают серьезность".
Продолжение следует...