БЕЗУМИЕ АНАТОЛИЯ ЗВЕРЕВА«Если у вас паранойя, то это еще не значит, что они за вами не гонятся». Можно развить этот популярный околопсихиатрический тезис и в том смысле, что если советская власть объявляла кого-то из людей, неугодных режиму, психически больным, то это еще не значило, что это человек не был болен. Во всяком случае, в том, что касается одного из самых любопытных мастеров советского андеграунда, Анатолия Зверева, это утверждение можно в полной мере считать справедливым. Впрочем, систематически Зверева все же не преследовали, у власти были разные способы давления на тех, кто не вписывался в систему, и одним из таких способов было полное игнорирование
творческого человека, как будто его вообще никогда не существовало.Анатолий Зверев родился в 1931 году, в Москве, в Сокольниках, в очень простой семье: его мать была рабочей, а отец – инвалидом гражданской войны. Надо полагать, что последующее более чем легкомысленное отношение Зверева к алкоголю отчасти было обусловлено его принадлежностью к соответствующему социальному окружению. Судя по всему, его интерес к живописи и стремление стать художником было мало связано с его семьей, но вот в школе ему повезло. Его учил Николай Синицын, профессиональный художник-график, ученик Анны Остроумовой-Лебедевой.
Затем Зверев поступил в ремесленное училище, но не обычное, а художественное. Учился он на маляра, и при выпуске получил самый высокий разряд из возможных и специализацию маляра-альфрейщика (то есть маляра по художественным работам). Далее была служба в армии, точнее во флоте, но Зверев демобилизовался раньше по болезни (он прослужил всего 8 месяцев).
Вернувшись домой, Анатолий поступил в Московское областное художественное педагогическое училище изобразительных искусств памяти восстания 1905 года. Тогда оно располагалось в дореволюционном здании, построенном В.Шервудом для какой-то конторы, на Сретенке. В общем-то, это было довольно неплохое на тот момент учебное заведение, где преподавали в основном пейзажисты (В.Бакшеев, А.Герасимов, В.Петровичев, Н.Крымов). Там он проучился всего несколько месяцев и был исключен за «богемно-анархическое поведение», или, по другой версии «из-за внешнего вида». Те, кто знал его в то время, говорили, что это действительно было так. Зверев жил в очень тяжелых материальных условиях, отчего выглядел не лучшим образом, а поскольку имел гордый и независимый характер и определенный жизненный опыт, не боялся откровенно хамить тем, кто, по его мнению, не заслуживал 
уважения. К сожалению, в эту категорию входили и его весьма именитые преподаватели.Зверев вернулся к профессии маляра, правда, зарабатывал настолько мало, что на расходные материалы денег не хватало. Чтобы продолжить заниматься живописью, без чего он уже не мог существовать, он начал играть в шашки на деньги. Но, видимо, именно с этого времени Зверев и научился рисовать чем угодно и на чем угодно.
В 1957 году несколько гравюр Зверева показали на Молодежной выставке, приуроченной к VI Международному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Через два года репродукции его работ были опубликованы в американском журнале «Life», а в1961 году три его акварели приобрел Нью-Йоркский музей современного искусства. Его выставки проходили во многих европейских городах, в том числе в Нью-Йорке, Париже, вене, Копенгагене, Лондоне, Брюсселе. Это было то время, когда отечественные спецслужбы еще смотрели сквозь пальцы на контакты российских представителей неформального искусства и зарубежных дипломатов. Естественно, все это давало художником дополнительный и весьма существенный доход. Но только не Звереву, у которого деньги в руках никогда не держались.
В 1957 году Зверев женился на некоей Людмиле Назаровой, в браке родились двое детей, сын Михаил и дочь Вера. Но, разумеется, стабильная семейная жизнь с ним была невозможна. Супруги расстались очень быстро, детей Анатолий почти не видел. Его второй брак, гражданский, был гораздо более странным. Его новой избранницей стала Ксения (Оксана) Михайловна Синякова, которая была старше Зверева на 39 лет. Ее иногда называют «реликтовой звездой Серебряного века», так как ее воспевал еще Велимир Хлебников, а позднее она была женой и музой поэта Николая Асеева.
Многие из знакомых Зверева поражались тому, как он, обычно такой брутальный до откровенного хамства, был трогательным и нежным со своей поэтической подругой. Художник Владимир Немухин так описывал свои наблюдения за влюблённым Зверевым: ««В период моих первых встреч со Зверевым у него начался роман с вдовой поэта Николая Асеева – Оксаной Михайловной... Он всегда трогательно покупал ей цветы и буквально засыпал письмами. Как-то он остался у меня ночевать... Утром, пока я еще спал, он стал строчить какое-то жуткое количество писем, в каждом из которых было всего по несколько слов. Он тут же запечатывал их в конверты и просил меня: «Старичок, ты помоги мне все это в ящик попрятать…» И письма все эти были адресованы Асеевой. Мы разносили их по Садовой, Малой Бронной, а на следующий день – все тоже самое. Я говорил: «Старик, давай напишем одно длинное письмо. Ведь это ужас какой-то – разносить все это». В ответ я слышал: «Ты в этом деле ничего не понимаешь».Зверев никогда не обращал внимания на общепринятые правила, он был абсолютно независим в
своей работе, также как и в своем образе жизни. Его не интересовало чужое мнение ни по какому поводу. Он бросал вызов общественной точке зрения практически неосознанно, живя так, как считал нужным, и работая так, как ему хотелось. Поэтому все стремления как-то классифицировать его творчество кажутся довольно условными. Хотя, конечно, можно попытаться найти истоки его творчества в работах Николая Фешина или театрального художника Артура Фонвизина.
Художница и писательница Наталья Шмелькова, например, так описывала свои первые впечатления от знакомства со Зверевым: «Познакомил меня со Зверевым в 1976 году художник Лев Рыжов. Как-то позвонил по телефону и сказал, что через час-другой зайдет со своим другом. И вот открываю дверь. Они. Незнакомец представляется: «Христофор Колумб». В руке у Христофора раздутая какими-то нескончаемыми свертками авоська. Через прорванную бумагу одного из них проглядывает большая рыбья голова. Облачен он сразу в две рубашки, и обе – швом наружу. Уже сталкиваясь в среде художников с этой странной модой, спрашиваю: «Скажите, а вы случайно не ученик Василия Яковлевича Ситникова?» В ответ слышу: «У художников, детка, очень нежная кожа, и швы ее сильно трут, вот потому так и ношу».Страстным поклонником, а затем и покровителем Анатолия Зверева был известный коллекционер
Георгий Костаки, который постоянно помогал художнику, организовывал продажу его картин, заграничные выставки, иногда просто помогал с жильем и деньгами. Но Зверев никогда не считал себя обязанным своим благодетелям. Он жил легко и свободно, в любой момент мог покинуть приютивший его дом, голодать, бродяжничать, ходить в обносках, влипать в опасные истории, (после чего часто оказывался битым) и, увы, пить без меры.
Поначалу водка была необходимым для него источником вдохновения. Зверев считал, что алкоголь помогает полностью раскрыться его таланту и повышает его работоспособность. А работал он также эксцентрически, как и жил. Вот как описывает работу Зверева художник Дмитрий Плавинский:«…Анатолий работал стремительно. Вооружившись бритвенным помазком, столовым ножом, гуашью и акварелью, напевая для ритма: «Хотят ли русские войны, спросите вы у сатаны», - он бросался на лист бумаги, обливал бумагу, пол, стулья грязной водой, швырял в лужу банки гуаши, размазывал тряпкой, а то и ботинками весь этот цветовой кошмар, шлепал по нему помазком, проводил ножом 2-3 линии, и на глазах возникал душистый букет сирени!».
Он мог написать великолепный портрет, находясь в гостях и не имея под руками ни бумаги, ни
красок, используя лишь кетчуп и горчицу. А мог, гуляя по зоопарку, делать за долю секунды абсолютно гениальные наброски животных. Зверев выбрал своим кумиром Леонардо да Винчи, но создал и собственную философию искусства:«Живопись есть совокупность света и тени, взаимодействующих с цветом, есть сложение цветовой гаммы. Из этого прозаического и получается то, что признают за чудо Божье. Родилась же матушка-живопись из окружающих человека красок природы, особенно из радуги…
Мы уходим в вечность, в пучину волн, вод и пены. Так пропадает корабль нашей жизни и всегда в неизвестном для нас направлении, если, конечно же, исключить то направление живописи, которое придумано нами для того, чтобы как-то сгладить свою беспомощность…Человечество вечно суетится, пока у него есть время… Но иногда кому-то из нас удаётся остановить наше неугомонное и ненасытное в делах суеты внимание. И тогда мы оказываемся во власти живописи. Она прекрасна, как сказочная принцесса…»
Если делить художников на колористов и рисовальщиков, то Зверев однозначно родился колористом, причем сам это прекрасно осознавал. Костаки считал его первым русским экспрессионистом. Также о Звереве говорят как об одном из виднейших представителей отечественного неофициального искусства, или так называемого «Второго русского авангарда».
Но с точки зрения психиатрии, Зверева принято считать аутистической личностью, как человека, живущего по своим
законам, а точнее по критериям своей внутренней малосвязанной с реальностью жизни. У художника диагностируется также и шизоидное расстройство личности. Дополнительную проблему для него создавал алкоголь. К концу жизни знакомым казалось, что «пьянство – естественное состояние его жизни». Впрочем, предполагается, что алкоголизм у Зверева носил вторичный характер, то есть являлся следствием его личностного расстройства.Зверев умер в 1986 году, всего на год пережив свою музу Ксению Синякову. Тогда его в очередной раз положили на лечение в больницу, где он и скончался при не очень понятных обстоятельствах. Его жизнь была загадкой, его творчество оказалось так и непонятым до конца, так что вполне закономерно, что и в его смерти осталась тайна.