Трудно сказать, что думал Ганс Гольбейн Младший, когда решив окончательно перебраться в Англию в поисках стабильной и тихой страны, когда в его родном Базеле начались столкновения католиков и протестантов, обнаружил, что и там все уже не так благополучно, как это было, когда он приехал в Лондон в первый раз всего шесть лет назад. Оказалось, что все его прежние покровители, в частности, Томас Мор, попали в опалу и были арестованы или вообще казнены, а в стране, так же, как и в материковой Европе, назревает церковный раскол. Но и в Базеле, где остались жена и четверо детей художника, ему тоже уже было слишком неуютно, поскольку там религиозные страсти разгорелись еще сильнее. Так что Гольбейн, оставив семью в гуще церковных разборок, переехал-таки в Лондон, быстро сориентировался в текущей ситуации, нашел новых покровителей и стал один за другим создавать истинные шедевры эпохи Северного Возрождения.
Одной из самых известных его картин, написанных в Лондоне практически сразу после его второго переезда в Англию в 1533 году, является «Портрет послов» (или просто «Послы»). Картина написана в редком и очень сложном жанре двойного портрета. Художники по большей части за двойные портреты берутся неохотно, поскольку в одной композиции исключительно трудно создать два равноценных центра притяжения зрительского внимания. Но в данном случае у Гольбейна все получилось.
Хотя «Послы» были очень известной и популярной картиной и никогда не исчезали из поля зрения исследователей, только в 1895 году удалось точно установить, кто именно изображен на полотне. Первоначально предполагалось, что герои картины –придворный поэт Генриха VIII Томас Уайетт и его друг, антиквар, Джон Леланд.
Затем, благодаря сохранившимся иконографическим материалам исследовательница Мэри Херви смогла идентифицировать в моделях на портрете французского посла при дворе Генриха VIII Жана де Дентевиля и его друга, Жоржа де Сельва, епископа Лувуа и посла в Венецианской республике, который действительно посетил Лондон в 1533 году. Существует еще один портрет Жана де Дентевиля, исполненный Гольбейном, который в настоящее время хранится в Берлине, а также, предположительно, именно де Дентевиль послужил моделью художника в «Портрете неизвестного с нотной тетрадью и лютней».
Предполагается, что заказать портрет у Гольбейна де Дентевилю посоветовал де Сельв, а возможно заказ был совместным. На момент написания картины Дентевилю было 29 дет, а Сельву – 25. Возраст героев художник обозначил точным числом: для Дентевиляна золотых ножнах кинжала («AETSUAE 29» - «его 29-е лето»), а для Сельва – на корешке книги под его рукой («AETATISSUAE 25» - «ему 25 лет»). Точная дата встречи двух друзей также точно зафиксирована на картине – это 11 апреля 1533 года, о чем нам точно сообщают солнечные часы, находящиеся рядом с левой рукой де Дентевиля.
Исследователи сходятся во мнении, что приезд де Сельва в Лондон был связан с углубляющимся религиозным расколом между Генрихом VIII и папой римским, хотя формально и считался частной поездкой с целью повидать друга. Как раз в это время Генрих, недождавшись, пока папа официально расторгнет его предыдущий брак, поторопился жениться на Анне Болейн. В то время Генрих проводил тайные встречи с послами Франциска I, чтобы использовать влияние французского короля на папу римского Климента VII и решить проблему с разводом. У Франциска был свой интерес, он рассчитывал, что Генрих поддержит его в борьбе против Карла V, короля Испании и
императора Священной Римской империи. Так что посланники обоих королей постоянно сновали из Лондона в Париж, и из Парижа в Лондон. Одним из них и был Жорж де Сельв.
Для нашего времени оба посла с картины Гольбейна могут показаться совсем еще неискушёнными юнцами. Но в первой половине 16 века двадцатилетние – это уже вполне серьезные взрослые люди, опытные дипломаты, зрелые мужи, которым великие мира сего вполне могут доверить судьбы всей Европы.
Картина организована так, что мы сразу воспринимаем равнозначность обоих персонажей. Жан де Дентевиль занимает левую часть полотна, Жорж де Сельв – правую. Оба героя выглядят монументально в своих роскошных одеяниях придворного и прелата(кстати, великолепный розовый цвет костюма Дентевиля и его оригинальные рукава, декорированные небольшими разрезами на манжетах были выявлены уже в конце 20 века при реставрации). Центр картины занимает некая конструкция, похожая на этажерку с двумя полками, на которой художник расположил огромное количество всевозможных любопытных предметов. Как это ни удивительно, она связывает героев, а не разделяет их, поскольку является не вертикальной, а горизонтальной структурой, и оба посла стоят, облокотившись на нее.
Позднейшее время, особенно эпоха романтизма для того, чтобы показать дружеские отношения героев, требовала непременного непосредственного контакта или хотябы максимальной близхости персонажей. У Гольбейна родство душ Дентевиля и Сельва (не будем пошлить, хотя оба они никогда не были замечены в отношениях с дамами: Детевиль умер холостяком, а Сельв вообще дат обет целибата, став священником в 16 лет) показано тем, что они стоят практически в зеркальных позах, связанные ковром и комплексом предметов, видимо общих в пользовании для обоих. В нижней части картины, помещенный у ног героев, их объединяет еще один загадочный объект, речь о котором пойдет дальше.
Люди 16 века вообще любили аллегории и интеллектуальные загадки, так что им могло доставить удовольствие считывание символики полотна Гольбейна. Огромное количество предметов, которыми заполнен центр композиции можно разделить на несколько групп: это различныеизмерительные приборы (в том числе глобусы), книги, ноты и музыкальные инструменты.
По сути, все эти предметы представляют весьма популярную тему для эпохи Возрождения – Семь Свободных Искусств, которые являлись основой светского образования в ту эпоху. Их матерью считалась Философия, атрибутом которой были книги, скипетр или корона. Сами свободные искусства объединялись в тривий, состоящий из трех словесных наук (грамматика, логика (диалектика) и риторика) и квадривий, включающий четыре математические науки (геометрия, арифметика, астрономия и музыка). На картине Гольбейна можно найти символы всех этих наук (книги для грамматики и риторики; глобус и небесная сфера для астрономии; лютня, флейты и нотная тетрадь для музыки и т.д.), что подчеркивает высочайший уровень образования обоих героев.
Генеральный посыл полотна однако вполне читается и без детального разбора символики картины. Два равнозначных героя – светский человек (придворный и воин) и монах (ученый человек) – символизируют две стороны человеческой жизни: активную и созерцательную (деятельную и духовную).
Искусствоведы с конца 19 века, впрочем, активно изощряются в трактовке мельчайших деталей картины. Так, на глобусе, лежащем на нижней полке, усмотрели специально выделенные точки, имеющие особое значение для Дентевиля, в частности, принадлежащий ему замок Полиси близ Труа. А в порванной на лютне струне нашли намек на грядущий церковный раскол, так же, как и в раскрытом сборнике латинских гимнов, переведенных на немецкий язык самим Мартином Лютером.
Но, разумеется, самые большие вопросы всегда вызывал объект, помещенный на передний план в нижней части холста. Вообще, это нечто, расположенное слегка по диагонали, организует композицию в треугольник и делает ее более динамичной, причем динамика подчеркивается как геометрическими узорами ковра на верхней полке, так и фигурами, декорирующими мраморный пол.
Но, кроме того, этот объект является анаморфозом, то есть особым художественным приемом, основанным на использовании причудливых перспективных ракурсов и иллюзий, а также гротескных графических живописных эффектов. В данном случае, если зритель смещается вправо от центра картины, он имеет все шансы увидеть череп (на картинке, в принципе, это тоже возможно). Смысл анаморфоза в общем заключается в сотрудничестве художника и природы, в рамках которого постоянно возникают новые художественные формы (то есть художник становится равен Творцу). Анаморфоз, как утверждают исследователи, изобрел Леонардо да Винчи, использовав его в качестве шифра в одной из своих тетрадей (вполне правдоподобно). Вообще, это было довольно модно в ту эпоху, и подобные хитрые фокусы можно увидеть даже в портретах королевских особ. В общем-то, похоже, что художники того времени наконец-то осознавали свою виртуозность и пытались не просто сотрудничать, но соперничать с природой в своем искусстве.
Но череп, возникающий на «Портрете послов», дает вполне однозначную философскую отсылку. Череп – традиционный для всех эпох символ смерти, и художник однозначно дает понять и своим моделям, и будущим зрителям, что никакая ученость и никакая вера не дает никому никаких преимуществ перед лицом неизбежного конца, который ожидает всех. Кроме того, Гольбейн придает своей картине своеобразную двойственность. Обычный взгляд на полотно погружает нас в суетность привычного нам мира, где смерть представляется расплывчатым иллюзорным пятном, но при особом, глубоком и понимающем взгляде оказывается, что единственная подлинная реальность окружающего мира – это смерть.