СТРАННОЕ БЛАГОВЕЩЕНИЕ ДАНТЕ ГАБРИЭЛЯ РОССЕТТИСегодня это может показаться достаточно неожиданным, но главными возмутителями спокойствия в середине 19 века в сугубо викторианской Англии стали прерафаэлиты, впервые показавшие свои работы на выставке в Королевской академии художеств в 1850 году. Как выяснилось, можно дать «пощечину общественному вкусу», даже если в программе твоего творческого объединения написано, что его участники обязуются «производить только вполне хорошие картины и статуи».
На эту выставку прерафаэлиты, в частности Данте Габриэль Россетти и Джон Эверетт Миллес,
представили несколько работ на канонические религиозные темы. Миллес отметился «Христом в родительском доме», а Россетти выставил «Юность Марии» и «Ecce Ancilla Domini», или «Благовещение». В русскоязычном искусствоведении последнюю обычно именуют «Слуга Господня», несколько неточно переводя ее латинское название. Вообще, Россетти сделал названием полотна ответ Марии на благую весть, переданную ей Ангелом: «се, раба Господня; да будет мне по слову Твоему».Избирая источник вдохновения для своего замысла, Россетти не был оригинален. И до него сотни художников обращались к эпизоду из первой главы Евангелия от Луки, где рассказывается о том, Мария приняла послание, переданное ей архангелом Гавриилом, о том, что она родит ребенка который будет Богом:
«…В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус…»Но тем не менее начинающий художник рискнул и постарался раскрыть этот сюжет по-своему. За моделями Данте Габриэлю далеко ходить не пришлось. Для Девы Марии, также, как и в картине «Юность Марии», над которой он работал параллельно с «Благовещением», ему позировала его сестра Кристина, талантливая поэтесса. Роль
Гавриила исполнил его брат Майкл Уильям, теоретик и идеолог движения прерафаэлитов (кстати, для матери Марии, Анны в «Юности Марии» Россетти позировала его мать, а отца Богоматери он писал со старого слуги, который жил в их лондонском доме).
Россетти очень тщательно выстраивал колористическую гамму картины. На холстепреобладает белый цвет, обозначающий девственность Марии. Белыми являются одеяния Богоматери и Ангела, постель, стены и пол комнаты, а также лилии в руках у Гавриила. Узкое красное полотно с вытканными тремя белыми лилиями в правом углу композиции намекают на Кровь Христову, которая прольется во время будущего Распятия. Третий цвет картины – насыщенный голубой, традиционный цвет Марии, - это небо за окном и ткань ширмы в правом углу на заднем плане полотна под светильником, традиционным знаком Света Веры, озаряющего путь христианина.Лилии, присутствующие на картине, могут иметь несколько значений: это символ Благовещения, который традиционно несет Ангел, символ чистоты и непорочности Девы Марии и, кроме того, погребальный цветок, означающий Смерть Христову.
Известно, что с целью смягчить чересчур холодный колорит картины, Россетти перекрасил волосы сестры, сделав их каштановыми, а также написал золотистыми волосы Гавриила, нимбы над головами героев, а у ног Ангела поместил стилизованное золотое пламя.
До работы над «Юностью Марии» и «Благовещением» Россетти не имел практики использования масляных краскок, и ему пришлось консультироваться по техническим вопросам у своего наставника Уильяма Холмена Ханта. Но уже в этих первых опытах Россетти постарался максимально приблизить свою живопись к чистому цвету фресок эпохи раннего Ренессанса. Работая маслом, он использовал очень тонкие акварельные кисти и наносил краску «почти прозрачным слоями поверх белой грунтовки, благодаря чему она приобретала невероятную прозрачность».
Несмотря на то, что картина получилась явно выдающимся произведением, отзывы критиков и зрителей оказались очень неодобрительбными. Главное, что возмутило общественное мнение – это общая трактовка сюжета, далекая от христианского канона. Богоматерь у Россетти не принимает смиренно или с тайной радостью свой жребий, она кажется испуганной, как будто в ужасе отшатываясь от Божественного Посланника, пытаясь забиться в угол своей неудобной узкой постели (
Белоснежная ночная рубашка Марии как будто намекает на ее статус новобрачной, еще не познавшей мужчину, которую пробуждает от девственного сна явивший Ангел. Такая трактовка оказалась неприемлемой для публики, поскольку традиционно принято изображать, что Гавриил является к Марии во время молитвы.
Образ Гавриила также показался зрителям слишком дерзким. Под странным одеянием из двух полотнищ ткани, угадывается нагота Ангела, у него отсутствуют крылья, а единственным знаком того, что перед нами все же Посланник Господа, а не соседский юноша, является золотистый нимб над его головой и золотистый же огонь под ногами, который может символизировать невинность или испытание веры.
Вполне натуралистический голубь, обозначающий Дух Святой, также вызвал нарекания, прежде всего своим чрезмерным
натурализмом, а также и тем, что его нимб отличается от нимбов остальных персонажей (эти детали Россетти дописывал в разное время).В общем-то именно желание показать персонажей из Священной истории реальными живыми людьми, способными проявлять обычные человеческие эмоции, заниматься какими-то простыми бытовыми делами, и вызвало такое отчаянное неприятие публики. Ведь невозможно принять то, что Богоматерью может оказаться самая обычная девушка из соседнего дома, а Иисусом – «отталкивающий, непоседливый, рыжеволосый мальчишка-плакса в ночной рубашке, который, кажется только что вылез из соседней канавы» (так характеризовал Чарльз Диккенс героя картины Миллеса «Христос в родительском доме»).
Вся эта критика способствовала тому, что прерафаэлиты полностью разочаровались в религиозной тематике, и предпочли писать картины на сюжеты из средневековой истории или классической литературы, в чем и преуспели.
Впрочем, возможно в чем-то критики были правы. Перегруженность символикой в ранних работах прерафаэлитов плохо сочетается с бытовыми деталями, а обращение к сюжетам, связанным с духовной жизнью общества, все-таки требует большей глубины и философской осмысленности. Но все-таки «Слуга Господня» несомненно является одним из самых значительных произведений Россетти, возможно, до сих пор недооцененным.