БОРИС КУСТОДИЕВ. ВЕРБНЫЙ ТОРГ У СПАССКИХ ВОРОТВообще-то Вербное воскресение на самом деле называется Вход Господень в Иерусалим. Это один из важнейших «переходящих» праздников христианства, поскольку он вместе с предшествующей ему Лазаревой субботой предваряет дни Страстной недели.
Согласно евангелическим текстам, которые во многих моментах сходны, в этот день апостолы по указанию Иисуса беспрепятственно берут в Вифании ослёнка и ослицу, после чего Иисус въезжает верхом на осле в Иерусалим. Там его встречает народ, устилая дорогу перед ним одеждой и пальмовыми ветвями, восклицая: «Осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!»
В Иерусалимском Храме Иисус опрокидывает столы менял и продавцов скота с словами: «Написано, - дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников», вызывая недовольство служителей. Далее к Иисусу подходят слепые и хромые, и он исцеляет их. После чего Иисус покидает Иерусалим и проводит ночь в Вифании.
Все эти действия Иисуса, и весь праздник в целом имеет глубокий символический смысл: с одной стороны он обозначает признание Иисуса Мессией (Христом), а с другой – предвосхищает грядущий вход Сына Человеческого в Царствие Небесное. Народ Иерусалима, уже зная о воскрешении Лазаря, встречает Иисуса очень торжественно. А сам Иисус, показывая, что он входит в Иерусалим с желанием мира, а не войны, въезжает на ослёнке, поскольку на Востоке въезжать в город на осле – это символ мира, верхом на коне – символ войны.
И это отнюдь не должно было быть время радости и веселья. Ведь со следующего дня начинается
Страстная Седмица. В этот день полагалось посетить церковную службу(в России по традиции на нее не брали детей), а затем размышлять о духовном подвиге Мессии, к которому он начинал готовиться как раз в эти дни, или, возможно, думать о собственной грешной жизни и неизбежности смерти, а в крайнем случае наблюдать пробуждение природы, сопровождая созерцание также философскими размышлениями, в общем, ожидать грядущий Великий Праздник.Во время всенощной под праздник Входа Господня в Иерусалим верующие приходят в храм с ветвями. На Востоке – это ветви пальм, лавра и цветы, а у нас – ветки вербы, возвещающие о наступлении весны. Обычай освещать ветви пальм был введен церковью в 4 веке, поэтому праздник еще называют «неделя ваий» от греческого «ваия», то есть пальма.
И вот здесь в церковный праздник странным образом вливаются народные верования и традиции. Согласно древней славянской легенде, некогда верба была женщиной, и у неё было столько детей, что она похвасталась своей плодовитостью перед самой Матерью-Землёй. Мать-Земля, вполне закономерно рассердилась и превратила эту женщину в вербу. Славяне придавали вербе, а особенно освященной в церкви (слияние язычества и христианства!) особую очистительную силу, верили, что с их помощью можно спасти домашний скот и защититься самим от болезней, порчи, сглаза, хищных зверей, злых людей,
призраков, потусторонних сил и т.д.Отсюда происходят многочисленные «вербные» обряды, которые были распространены во всех регионах нашей страны, а также и других славянских стран. Где-то выпекали специальные баранки или хлеба с вербой, которые потом скармливали домашним животным, чтобы гарантировать им здоровье и плодовитость. Ветки вербы обмакивают в святую воду и окропляют домашний скот перед тем, как в первый раз отправить животных на пастбище.
Вербе по традиции приписывалась почти волшебная целебная сила. Например, съесть девять вербных серёжек считалось верным лекарством от лихорадки, то же средство помогало женщинам от бесплодия и предохраняло от других болезней. Вербу клали в воду для купания больных детей. По воскресеньям для профилактики варили специальную «вербную» кашу с освещенными сережками, которую должны были
обязательно съесть все члены семьи.Многие верили, что освящённая верба может остановить летнюю грозу, а если ее бросить в пламя, то помочь при пожаре. А человек, желавший избавиться от природной робости, должен был вернувшись в Вербное воскресенье из церкви, вбить в стену своего дома колышек освящённой вербы, что должно было прибавить ему храбрости.
Но самым известным обычаем на Вербное воскресенье было битье вербой. Обряд происходил обычно утром после возвращения с церковной службы с освещенными ветками. Чаще всего взрослые били вербой детей, «чтобы росли и были здоровы», также хлестали скот, пчелиные ульи и даже озимое поле. Где-то парни стегали вербой девушек, «чтобы были проворными и бойкими», а где-то наоборот, девушки лупили парней с той же целью. В любом случае эта процедура гарантировала крепкое здоровье и потенциальную плодовитость. Так что Вербное воскресение оказалось в конечном итоге очень веселым и радостным праздником, в обязательных забавных обрядах которого как-то забылась его глубокая философская подоплека.
В России до революции главным событием Вербного воскресенья в городах были «вербные торги» и «вербные катания» на лошадях, а также народные гулянья. В Москве вербный торг традиционно устраивали на Красной площади, а вербные проезды карет с незамужними девицами иногда называли «вывозом невест».В Вербное воскресенье 8 апреля 1917 года на Красную площадь пришел не совсем обычный посетитель – художник Борис Кустодиев. В его руках
был мольберт, и он очень быстро сделал эскиз своей новой картины «Вербный торг у Спасских ворот на Красной площади в Москве». Картина считается одной из самых ярких и радостных в творчестве Бориса Кустодиева, несмотря на то. что она была написана практически в разгар первой мировой войны и в преддверии революционных событий в стране. И происходящее на картине можно считать и своего рода короткой передышкой перед Страстной неделей, а также и передышкой перед политическими страстями, которые ожидают русских людей в будущем. Любопытно, что этот сюжет, видимо настолько захватил художника, что он выполнил два варианта «Вербного торга», один из которых в настоящее время хранится в Русском музее в Санкт-Петербурге, а второй – в Нижегородском государственном художественном музее, куда он попал в составе коллекции, переданной в дар родному городу Максимом Горьким. Причем, это именно два варианта картины, а не авторское повторение или копия.
В обоих случаях Кустодиев очень уплотнил композицию, сжав реальное пространство Красной площади до очень компактной небольшой площадки, сконцентрировав на ней все действие и всех персонажей картины. Причем это пространство закрыто с одной стороны башенками храма Василия Блаженного. А с другой – Спасской башней Кремля.
Художник смог запечатлеть все самые типичные и характерные приметы вербного базара в Москве.
Здесь можно увидеть и птичий рынок, и торговлю плетеной мебелью, и воздушные шары, и ряды с пряниками и горячими коврижками на заднем плане, и пирожника, торгующего вразнос на переднем. А еще самую пеструю публику, среди которой встречаются и модные барышни, и торговки, и военные, и чиновники, и простые работяги, и маленькие дети, для которых посещение вербного торга – самое любимое и долгожданное развлечение. И, разумеется, на первом плане присутствует продаваемая верба и яркие разноцветные бумажные цветы в корзине.Во втором варианте картины среди персонажей на полотне присутствует торговец газетами и солидный господин в сером пальто, которому предлагают купить газету. Поэтому предполагается, что действие на ней происходит ближе к вечеру, то есть позже, чем на первой (хотя стрелки на часах Спасской башни показывают одинаковое время – 3 часа 26 минут) .
Первый и второй варианты вообще серьезно отличаются деталями, несмотря на общий для них радостный и оптимистичный настрой. Их довольно любопытно сравнивать, поместив рядом репродукции (развлечение из серии «найди десять отличий»). Можно начать с размеров и с формы холста: почти квадратный петербургский (93,5х80 см) и вытянутый по вертикали нижегородский варианты (70,5х89 см). Затем в глаза бросаются огромные вертикальные связки красных и синих надувных шаров – две больших и одна маленькая в первом варианте, пять больших во втором. Даже верба на первой картине есть, а на второй – нет. И так можно продолжать до бесконечности.
Но в обоих случаях картины полны скорее не высокодуховного религиозного смысла, а радостно й народной стихийной атмосферы, более близкой к языческим весенним обрядам и традициям.
За год до этого работу на эту же тему исполнил Константин Юон («Вербный базар на Красной площади», 1916). но у него получилась лишь небольшая зарисовка, передающая общий вид Красной площади, но отнюдь не настроение людей. Так что Юон не стал дальше разрабатывать этот сюжет.Но у Кустодиева получилось две по-настоящему восхитительные картины, в которых можно почувствовать всеобщее оживление и радость, а также предвкушение главного христианского праздника.