БЕЗУМИЕ ВАСИЛИЯ ВЕРЕЩАГИНА
Часть 2.
Безусловно, Василий Верещагин был исключительно одарен как художник от природы, но даже такое дарование не сможет толком проявиться и развиться без участия внимательных наставников. С учетом того, что родители Василия вряд ли считали необходимым развивать талант своего сына, приоритет в открытии его как художника принадлежал его педагогам, преподававшим в Морском кадетском корпусе.
Вообще-то школьный учитель рисования и черчения в дореволюционной России был самым низким уровнем, на котором мог очутиться художник. Но
петербургский Морской кадетский корпус был элитным учебным заведением, и педагоги в нем были соответствующие.
Когда Василий учился в младших классах, рисование ему преподавал Валериан Константинович Каменев, очень приличный пейзажист, специализировавшийся на видах окрестностей Санкт-Петербурга (особенно Гатчины). Василий сразу же стал его любимым учеником, после того, как на самом первом занятии прекрасно скопировал пейзаж с мельницей известного швейцарского художника Александра Калама. С учетом того, что у всех остальных учеников вместо пейзажа получились какие-то беспомощные наброски, четкий и грамотный рисунок Верещагина показался преподавателю настоящим шедевром. Каменев похвалил работу ученика, и после этого стал давать ему более сложные и интересные задания. Позднее они подружились, и Василий во время учебы часто бывал в доме у своего преподавателя.
Следующим педагогом Верещагина по рисованию был Александр Андреевич Фомин, миниатюрист и убежденный академист, ученик Карла Брюллова. Поначалу он серьезно критиковал рисунки Верещагина, поскольку более всего ценил у своих учеников аккуратность и точность линии, 
а Василий как истинный творец, постоянно подправлял свои работы, «пачкая» их новыми штрихами. Но затем и Фомин оценил трудолюбие Верещагина, а, самое главное, его страсть к рисованию, и также как и Каменев стал приглашать Василия к себе в гости. Надо полагать, что помимо проникновенных бесед об искусстве и воспоминаний о Карле Брюллове, которыми любил делиться Фомин, гардемарина Верещагина привлекали и домашние разносолы, которыми его щедро потчевала хлебосольная супруга его наставника.
Но школьных уроков рисования Василию показалось недостаточно, и он с большим трудом уговорил отца дать ему
денег на дополнительные занятия с частным («приватным») наставником. Позаниматься с Верещагиным охотно согласился студент Академии художеств Седлецкий. Несколько раз в неделю Василий ездил на квартиру Седлецкому, который жил где-то в конце Васильевского острова. Это была самая настоящая захламлённая всевозможным мусором богемная мастерская, что очень нравилось юному Верещагину, который именно так представлял тогда среду обитания профессионального художника.
Параллельно с занятиями у Седлецкого, Верещагин немного занимался акварелью у Михаила Васильевича Дьяконова в Рисовальной школе Общества поощрения художников. Знакомство с ним он свел через 
свою кузину и ее знакомых сестер Кожевниковых. Вообще-то Верещагин считал Дьяконова плохим художником, рисовать акварелью картинки в стиле Ватто и Буше ему было скучно, и скорее всего в этих занятиях его более всего привлекала возможность общения с симпатичными девушками, которые и составляли основной контингент тех, кто занимался у Дьяконова.
Судя по всему, именно занятия рисованием и примирили в конечном итоге Василия с необходимостью учить прочие совершенно скучные для него учебные дисциплины. Когда Верещагин как фельдфебель получил собственную комнату в училище, то скоро все ее стены уже были завешаны его живописными работами. А приезжая домой на каникулы, он вообще не отрывался от своих альбомов и красок, даже рискуя вызвать недовольство родителей.
Двух младших братьев, также кадетов Сергея и Михаила, Василий тоже увлек своим интересом к рисованию (или к симпатичным сестрам Кожевниковым), и занятия в Обществе поощрения художников они иногда посещали вместе. Тогда товарищи приветствовали их возгласами: «Благочестивое воинство идет!»
Но посвятить свою жизнь искусству из всей семьи Верещагиных решил только Василий. 
Сказать, что родители не одобрили его выбор, это не сказать ничего. Судя по результатам выпускных экзаменов, Василию Верещагину светила блестящая карьера морского офицера, а он вдруг ушел в отставку и подал прошение о приеме в Академию художеств. Его мать, которая по-французски говорила гораздо лучше, чем по-русски, вообще потеряла дар речи от такого известия, а отец использовал главное оружие давления на непокорных отпрысков – лишил сына 
Василия содержания.
Но Верещагин уже принял окончательное решение, и ничто не могло заставить его свернуть с избранного пути художника. И вот в 1860 году вместо мичмана Верещагина на петербургских улицах появился Верещагин - студент Академии художеств. Школьные занятия рисованием не прошли даром, и его академические наставники настояли на том, чтобы Василий был сразу зачислен в класс оригиналов (пропустив предшествующий ему орнаментальный класс), где учащиеся занимались зарисовками гипсовых моделей. Проблема отцовского проклятия тоже разрешилась, поскольку академия назначила ему стипендию в виду незаурядной одаренности. Еще Ф.Гернер, один из первых педагогов Верещагина в Академии, который к сожалению очень скоро умер от чахотки, предрек ему: «Помяните мое слово – вы будете великим артистом».
Основными преподавателями Верещагина в Академии были академисты А. Т. Марков, Ф. А. Моллер и А. Е. Бейдеман. Но при всей ограниченности академического подхода к искусству, базу для дальнейшего развития живописца там закладывали действительно фундаментальную, было бы что развивать. Основной курс Верещагин прошел всего за три года, и далее приступил к работе над масштабной композицией «Избиение женихов Пенелопы возвратившемся Улиссом», предполагавшейся для представления на итоговый экзамен.
Продолжение следует…