ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ: ЛИЧНОСТИ

      После истории с ранением, Василий Верещагин по-настоящему испугался, возможно, впервые в жизни, хотя и стремился не показать своего страха перед знакомыми:

       «…С хлороформом разрезали мне рану, и после очень трудных двух недель я начинаю немного поправляться. Так приготовился умереть, что просто не верится в возможность выздоровления, - авось…»

      Госпиталь, где лежал Верещагин удостоили своим посещением сначала румынская королева Елизавета, с которой художник не пожелал общаться, и демонстративно отвернулся к стенке, делая вид, что спит. А затем туда прибыл сам Александр II со свитой.        

       Скрыдлову император из собственных рук вручил Георгиевский крест, а Верещагину лишь сказал:

      - А у тебя уже есть, тебе не нужно.

      На что художник, который всегда демонстративно изображал, что его не интересуют все эти формальные почести и знаки отличия, почему-то жутко обиделся.

      В госпитале Верещагин пробыл около двух месяцев, и буквально сбежал оттуда, еще даже полностью не оправившись от раны. Похоже, что он уже просто изнемогал от столь длительного пребывания на одном месте, да еще и в беспомощном состоянии. К тому моменту, когда он вырвался на свободу, ставка главнокомандующего переместилась под Плевну, еще удерживаемую турками, на правый фланг расположения русских войск.

      Верхом Верещагин ехать еще не мог, поэтому он нанял фаэтон и приехал в армию как раз к третьему штурму Плевны. Военных торопили со взятием крепости, поскольку 30 августа были именины императора, и приближенные очень хотели преподнести Александру II такой подарок (как это типично для наше страны!). В итоге штурм оказался подготовлен очень плохо, и гибель огромного числа людей не принесла никаких результатов.

      Верещагину было очень тяжело все это наблюдать, а кроме того к общим мрачным впечатлением прибавилось и личное горе. На войне были два его младших брата, Сергей и Александр.Как раз во время третьего штурма Плевны, Сергей был убит, а Александр тяжело ранен.Сергей, который не имел офицерского чина и был вольноопределяющимся, служил ординарцем при Михаиле Скобелеве, он отличался невероятной храбростью, несколько раз был ранен, но возвращался в строй.

      Василий так и не смог выяснить, как погиб его любимый брат Сергей. Показания свидетелей разнились: одни утверждали, что Сергей Верещагин был зарублен шашкой, другие – что убит наповал пулей. Самой ужасной была третья версия, согласно которой Сергей был тяжело ранен, попал в плен, и там его замучили озверевшие башибузуки.

      Позднее Василий пытался найти тело брата среди сотен трупов русских солдат, которые несколько недель лежали непогребенные и разлагались под стенами Плевны, но Сергей Верещагин так и остался пропавшим без вести. Посмертно он был награжден Георгиевским крестом.

      Раненого Александра художник смог устроить в тот же госпиталь в Бухаресте, где лечился сам, и его смогли вылечить от ран. Позднее Александр Верещагин дослужился до генеральского чина. Оба младших брата Василия были творческими людьми: Сергей занимался рисованием, а Александр, хоть и считался в семье человеком практичным и прагматичным, стал военным писателем, оставив, в частности, воспоминания о войне на Балканах.

      Судя по всему, после очередной неудачи наших войск под Плевной, Василий Верещагин опять начал впадать в депрессию. К тому же жена постоянно упрекала его в своих письмах, что он ее бросил, и, вероятно, прозрачно намекала, что долго скучать одна, пока муж развлекается на войне, она не собирается. Художник как мог оправдывался:

      «…Не думай, пожалуйста, что мне весело здесь. Я просто не хочу пропустить то, что интересно и что, вероятно, в мою жизнь не придется больше увидеть…»

      К октябрю 1877 года Верещагин перебазировался под Шипку, где как раз начинались самые кровопролитные бои. Как обычно, он не только наблюдал, но и сам участвовал в сражениях:

      «…Только что воротился с Шипки. Хорошая позиция, нечего сказать: обстреливается с трех сторон и пулями, и гранатами, и бомбами. Скала Св.Николая, на которую турки лезли и уже влезли 5 сентября, с лепящимися на ней солдатами нашими имеет какой-то сказочный вид. Буквально живого места нет – где ни остановишься порисовать, всюду сыплются свинцовые гостинцы. Выбрал я себе укромное местечко в крайнем из трех домов, что стоят на позиции, сел на подоконник со стороны, защищенной от Лысой горы, справа; сел, думаю, пальба реже – авось не попадет. Только принялся рисовать… «Долину роз», как с грохотом граната в крышу! Обдало пылью, однако, думаю, врешь – дорисую. Через две минуты, новая граната – и меня и палитру с красками засыпало черепицею и землею. Нечего делать – домазал как попало и ушел от греха».

      После Шипки Верещагин перебрался в район Горного Дубняка к юго-западу от Плевны. Там он наблюдал целое поле убитых и изуродованных русских егерей, казнённых турками. Художник стал свидетелем обряда отпевания погибших перед их погребением, а позднее зафиксировал это зрелище в одной из самых известных картин своей«Балканской серии» («Побежденные. Панихида»).

      В боях за Шипку Верещагин состоял при авангардном отряде генерала А.П.Струкова, который позднее направился в сторону Адрианополя. Достигнув города, Струков созвал военный совет из старших офицеров, на который был приглашен и Верещагин. Основным вопросом, который обсуждали военные, заключался в том, брать город или нет. Опытные офицеры предлагали повременить и дождаться подхода дивизии Скобелева. Но из города к русским прибыл гонец, грек, который сообщил, что власти готовы сдать город без боя и даже вручить генералу символические ключи от города.

      На подходе к Адрианополю русских встречали как героев-освободителей, с хлебом-солью, цветами и крестным ходом, так что Струков начал склоняться к тому, чтобы войти в город. Однако Верещагин остановил генерала и решительно сказал ему:

      «- Александр Петрович, нам немыслимо входить в город.

        - Отчего?

        - Посмотрите на эти узкие улицы: всякий трусливый крик, всякий выстрел произведет панику; мы еще ничего, но орудия совсем застрянут, и не поворотишь ни одно…»

      Художник предложил разбить укреплённый лагерь в стратегически удобном месте, намётанным глазом выделив идеальный вариант – почти неприступную гору рядом с городом. В итоге, взятие Адрианополя прошло бескровно, хотя, кто знает, возможно, в городе действительно готовились провокации против русских.

      Генерал Струков взял на себя временное управление городом, а Верещагин при нем занимался пресечением случаев мародерства. В частности, он разогнал воров, которые тащили припасы из городских складов, навесил на них надежные замки и поставил охрану.

      Некоторое время спустя отряд Струкова выступил в сторону Константинополя, но когда русские практически достигли Босфора, остановившись в деревне Чаталджа, пришло сообщение о перемирии. Там Верещагин написал свои последние этюды, после чего решил, что его миссия окончена.

      Великий князь Николай Николаевич через управляющего канцелярией главнокомандующего Д.А.Скалона сообщил, что награждает Верещагина золотой шпагой за мужество и героизм, но художник, все еще обиженный на холодные слова императора, сказанные в госпитале, не пожелал принимать награду из рук члена царской семьи, вежливо поблагодарил и отправился на станцию, чтобы поскорее вернуться в Париж.