БЕЗУМИЕ ВАСИЛИЯ ВЕРЕЩАГИНАЧасть 28. Послесловие.
Начну с того, что, когда я затевала историю с Василием Верещагиным, то даже не предполагала, что его жизнь настолько сильно отличалась от типичной биографии среднестатистического русского художника его поколения. Обычно такая биография вполне умещается в несколько строк биографического словаря (родился-учился-женился/завел любовницу-совершил пару путешествий: в Европу для завершения образования и по родной стране в поисках вдохновения-преподавал-умер). После этого биография плавно перетекает в каталог и сводится к перечислению различных законченных и незаконченных работ, к описанию выставок и к высказываниям критиков и искусствоведов по поводу творчества художника N.
Но вот с Василием Верещагиным все получилось совершенно иначе. И его жизнь совершенно невозможно свести к сухим строкам каталога или словаря. Слишком уж масштабной и своеобразной была эта личность. И многие его поступки до сих пор до конца объяснить невозможно. В свое время мне попалось несколько психиатрических текстов, где

особенности творчества Верещагина пытались свести к определённым формам психического расстройства, в частности, объявить его некрофилом:
«…Многих задевала отстраненно-исследовательская позиция Верещагина: он наблюдал ужасы войны, прилежно фиксировал их и, возможно, получал от процесса тайное удовольствие. Верещагин – первый отечественный некрореалист, совсем явный некрофил… В конце концов, Верещагин достиг того, к чему неосознанно стремился, - погиб, утонул во время русско-японской войны…»
Но приведенный выше отрывок при всей внешней правдоподобности версии об очевидных психических отклонениях художника-некрофила, все-таки грешит некоторыми натяжками. Вероятно, если художник-реалист пишет военные сцены, то в любом случае он попытается максимально натуралистично изобразить и смерть в том числе, поскольку она является неизменной спутницей любых военных действий.

С другой стороны, если искать в натурализме сладострастие по отношению к не самым приятным сторонам человеческого существования, то к некрофилам стоит отнести и всех, кто, начиная с эпохи раннего итальянского ренессанса писал сцены казней и мученичеств святых, включая и классические эпизоды евангелического цикла (Бичевание Христа, Распятие Христа, Погребение Христа и т.п.)
Верещагин не романтизировал войну, герои его полотен не имели обыкновения умирать красиво и картинно, они умирали именно так, как это происходит в реальности, а это, увы, совсем не выглядит эстетично. Но, между прочим, именно это отсутствие романтики смерти и ставили ему в укор официальные критики и члены Императорской семьи. Именно поэтому, многим казалось, что Верещагин не прославляет подвиги русского оружия, а издевается над армией, солдатами и командирами.
Иногда под некрофилией Верещагина подразумевают «влечение ко всему мертвому, нездоровому,

страсть изображать живое неживым». Некоторые исследователи вспоминают, что в семье художника были случаи самоубийств, и что его интерес к смерти мог иметь корни в не совсем здоровой наследственности.
Но все-таки, на мой взгляд, Верещагин интересовался темой смерти нисколько не больше, чем в наше время обычный нормальный человек, время от времени смотрящий по телевизору новости, очередной триллер или боевик.
И если говорить о личности Василия Верещагина, то меня гораздо больше угнетали другие его поступки. В советское время при характеристике того или иного исторического персонажа недобросовестные биографы иногда использовали идиотскую формулировку «он был продукт своей эпохи». Так вот Верещагин именно что был «продукт своей эпохи», человек сформировавшийся в эпоху крепостного права в среде, где гендерные и социальные роли были жестко регламентированы.

В его мире женщине отводилась роль пассивная и подчиненная. Верещагин, конечно, как человек вполне прогрессивных взглядов, одобрял систему женского образования, он любил жену (жен) и детей. И при этом, действуя по принципу «я мужчина, я сам все решаю», отправился в свое финальное путешествие, оставив семью без денег и перспектив. И его супруга даже права не имела возражать или вообще высказывать свое мнение по этому поводу. Верещагин вообще совершенно ни о чем не задумываясь, оставлял своих женщин надолго одних, при этом предполагая, что они будут терпеливо его дожидаться из дальних интересных путешествий и не будут предъявлять никаких претензий.
Возможно именно поэтому он оба раза выбирал в спутницы женщин гораздо младше себя по возрасту, ведь ими было проще манипулировать. В первом браке Елизавета Кондратьевна оказалась более независимой и самостоятельной, все-таки она выросла в центре Европы, поэтому отношения не сложились. Похоже, что неосознанно, она отомстила мужу за невнимание самым чувствительным для него способом – завела свою независимую от него личную жизнь, пусть даже это выражалось в смене любовников.
Лидия Васильевна с кротостью приняла все выкрутасы Василия Васильевича: и поездку с маленьким ребенком по северным рекам, постоянные отлучки мужа, длившиеся иногда более года, и отсутствие денег для нормальной жизни иногда из-за его принципов, а иногда по причине банальной житейской глупости, и необходимость жить на окраине Москвы в недостроенном доме в окружении маргинальных соседей.
В итоге он погиб, оставив ей троих малолетних детей, долги и целую мастерскую недописанных картин, которые ей нужно

было продавать, чтобы как-то выжить. Лидия Васильевна как могла старалась выжить (вероятно, это одна из главных проблем женщин, которые предпочитают в своей жизни опираться на крепкое мужское плечо) после гибели мужа.
Его откровенно героическая смерть оказалась неплохой рекламой (как это цинично не звучит), посмертную выставку Верещагина правительство с подачи императора выкупило за 100000 рублей (между прочим, американский миллионер Крейн давал за нее вдове в десять раз больше и не в рублях, а в долларах, но ведь Вас.Вас. мечтал, чтобы его творческое наследие оставалось в России…) Николай II назначил вдове и ее детям пенсию в 1000 рублей в год (сначала была озвучена сумма в 2400, но потом решили сэкономить: кризис, знаете ли…)
Лидия Васильевна предлагала правительству выкупить и дом-мастерскую Верещагина в Нижних Котлах для устройства там музея, но на это уже не согласились, все-таки Верещагин по-прежнему оставался для властей фигурой достаточно спорной. Никто из коллег по цеху тоже не решился купить прекрасно оборудованную мастерскую художника, все-таки она находилась на слишком глухой московской окраине. Так что вдове пришлось продать дом и участок местному фабриканту К.К.Веберу, который разобрал все постройки и использовал доски и бревна как строительный материал.

Сама Лидия Васильевна с детьми переехала в небольшую съемную квартиру в центре Москвы, и постепенно ее начала одолевать депрессия. Она постоянно болела, у нее диагностировали неизлечимое заболевание (видимо, онкологическое), и в 1911 году она покончила с собой в клинике, по официальной версии, чтобы избежать дальнейших физических страданий. По другой версии причиной самоубийства Лидии Верещагиной все-таки была глубочайшая депрессия, справиться с которой в то время врачи не могли.
Ее старшему сыну тогда было 19 лет, младшим дочерям – 15 и 13 соответственно. Их дальнейшая жизнь сложилась очень непросто, отчасти по причинам, общим для всех граждан Российской империи (война, революция и далее по списку), а отчасти и по чисто личным причинам.
Сын художника Василий до революции получил юридическое образование. Во время первой мировой войны он пошел на фронт добровольцем (видимо, сказались отцовские гены), имел боевые награды. Затем он эмигрировал, и в начале двадцатых годов оказался в Чехословакии. Там он получил второе образование, стал инженером-путейцем и занимался строительством железных дорог и мостов. До конца жизни (он умер 1981 году) Василий Васильевич Верещагин-младший жил в Карловых Варах. Он написал книгу воспоминаний об отце, являющуюся теперь одним из основополагающих источников для исследователей и биографов художника. В 1970-е годы он несколько раз приезжал в Россию, общался с искусствоведами и художниками. Те, кто знал Верещагина-сына лично, утверждали, что и внешне и своим неукротимым темпераментом он очень походил на отца. Но

своих детей, судя по всему у него не было.
Средняя дочь Василия Верещагин. Анна, умерла от тифа во время гражданской войны в возрасте около двадцати пяти лет. Ее младшая сестра Лидия вышла замуж и приняла фамилию мужа, став Лидией Филипповой. В 1930 году она умерла при родах. Ее новорожденного ребенка усыновила семья ее друзей семьи, супруги Плевако, дав ему свою фамилию, так что внук Василия Верещагина оказался Александром Сергеевичем Плевако. Приемный отец Александра Сергей Плевако – сын известного русского адвоката Федора Плевако. Александр Сергеевич Плевако, единственный потомок Василия Верещагина во втором поколении, стал журналистом, какое-то время он занимал ответственный пост на Центральном радио и телевидении.

Что бы мне еще хотелось с казать о Василии Верещагине… Он был потрясающе интересным человеком, вероятно с ним было очень интересно общаться. Он умел великолепно рассказывать о своих путешествиях и приключениях. Он был действительно превосходным художником, который не вписался в свою эпоху, поскольку не имел никакого желания к морализаторству передвижников и к украшательству окружающего мира академистов. Я бы сказала, что он действительно был художником-репортером, который с потрясающим художественным вкусом фиксировал то, что видел на самом деле. А видел он немало. Возможно, он действительно был адреналиновым наркоманом, и именно в экстремальных военных ситуациях находил настоящий кайф. Поэтому он и не мог усидеть на одном месте, поэтому и тихие радости семейной жизни он мог выносить только весьма короткое время.
Между прочим, как организатор выставок он даже опередил свое время, придумав сопровождать сухую академичную развеску картин по залам, созданием необычной атмосферы, задействовав не только глаза зрителей, но и их слух, обоняние и даже осязание, когда предлагал во время американских выставочных туров чай «из самоварина» в специальном шатре. По сути это была не просто выставка, это была акция, представляющая

собой самостоятельное произведение искусства.
Но вот на месте его жены лично я ни за что не хотела бы оказаться. Невозможно спокойно жить рядом с человеком, который в любой момент, сидя за утренним чаем, может отложить газету и так, между прочим, сказать: «Знаешь, дорогая, тут война началась, так что я поеду, прогуляюсь, пожалуй. А то у меня вдохновение заканчивается… Денег нет? Не проблема, вот вернусь, напишу полсотни картин, съезжу в Америку, там на них большой спрос…»
Но человек он был, конечно, необыкновенный…