ОТКРЫТИЕ ГРИГОРИЯ ОСТРОВСКОГОИногда кажется, что в истории искусства как в географии никакие значительные открытия уже невозможны, и все великие имена, как и все континенты уже известны и изучены вдоль и поперек. Конечно, каждый год появляются новые имена, а иногда даже и новые художественные направления, но все равно открыть для широкой публики, скажем, Васю Ложкина, это совсем не то, что открыть второго Гойю или хотя бы Рокотова.
Но как бы там ни было, чудеса все же иногда случаются, и для русского искусствоведения второй половины 20 века таким открытием стало творчество Григория Островского, художника который работал в Костромской губернии во второй половине 18-начале 19 века.
Открытие случилось с одной стороны неожиданно (на то оно и открытие), а с другой, вполне предсказуемо. В середине 1960-х годов директор Костромского музея изобразительных
искусств (сейчас Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник) Виктор Яковлевич Игнатьев работал в фондах краеведческого музея Солигалича (сейчас Солигаличский краеведческий музей им. Г.И. Невельского). Надо сказать, что в такие краеведческие музеи, которые по разнарядке создавались в каждом райцентре в 1930-е годы, свозили все без разбору изо всех окрестных усадеб. Специалисты, которые могли бы разобраться в этом экспроприированном имуществе и отделить ценные в художественном отношении вещи от обычного мещанского барахла, имевшего значение лишь как характерные предметы соответствующей эпохи, в глухой российской провинции практически отсутствовали. И потому музейный фонды по полвека стояли неразобранными. Так что товарищ Игнатьев, вероятно, чувствовал себя в запасниках Солигаличского музея, как ребенок, попавший в мастерскую Деда Мороза.В большом помещении, где хранились картины, не попавшие в экспозицию, внимание Игнатьева привлекли многочисленные портреты, расставленные безо всякой системы. Опытный музейщик сразу же понял, что несколько из картин явно принадлежат кисти одного художника. Несмотря на то, что холсты сильно обветшали, на некоторых из них удалось разглядеть старые надписи, сообщающие имена и возраст изображённых людей, а также подпись художника в правом нижнем углу, выполненную славянской вязью.
Картины были в ужасающем состоянии: почти полностью потемневшие, непрозрачные пленки лака, прорывы холста, утраты красочного слоя. И только искусствоведческая интуиция подсказала Игнатьеву, что перед ним произведения настоящего и незаурядного художника, а не типичная мазня провинциального самоучки.Соблюдая все меры предосторожности, Игнатьев вывез три портрета, находившихся в самом тяжелом состоянии, в Кострому, К сожалению, одна из картин серии погибла еще в Солигаличе. Это был портрет солигаличского дворянина Петра Ивановича Черевина. Зато реставраторам удалось расчистить авторские подписи на картинах, и оказалось, что действительно автор был один. Его имя – Григорий Силович Островский.
Постепенно удалось восстановить некоторые фрагменты биографии художника, хотя далеко не все. Предполагается, что он родился в 1756 году возможно в Великом Устюге, по крайней мере жил там в юности ,и получил некоторые навыки иконописца, возможно даже работал при иконописной мастерской. Происхождение Островского покрыто глубоким мраком. Советские исследователи упорно искали его среди крепостных семьи Черевиных, его основных заказчиков, но единственным указанием на связь некоего художника с Черевиными и их усадьбой Нероново, была информация о том, что
«заплачено живописцу за работу 15 рублей», которую раскопали в документах из местного архива. Если рассуждать логически, то вряд ли господа будут платить собственному крепостному за работу да еще и такую крупную сумму. Так что если речь в этой записи шла об Островском, то он, скорее всего, все-таки приглашался для написания портретов со стороны.Предположение о том, что художник Островский был из числа крепостных дворовых или крестьян Черевиных или других местных помещиков, ничем не обосновано, кроме того, что для 18 века такая ситуация была довольно распространенной. Но Черевины не Шереметьевы или Юсуповы, маловероятно, что они были столь богаты, что могли обучить и содержать собственного крепостного художника. Так что более правдоподобно выглядит гипотеза о том, что Островский мог происходить из числа мелкопоместных дворян, ближних или дальних соседей Черевиных по имению.
Известно, что в Солигаличском уезде в 18 веке существовала усадьба Морозово, владельцем которой был некий Василий Иванович Островский, а в Галичском уезде находилось сельцо Кокорунино, принадлежавшее бригадирше Анне Егоровне Островской. Вполне вероятно, что следы Григория Островского стоило бы искать в этих семьях.По другой версии фамилия Островский могла принадлежать представителю духовенства, с чем вполне соотносится и вероятное обучение художника в иконописной мастерской.
Еще более умозрительной представляется вероятность того, что Островский какое-то время жил в Москве и учился у Федора Рокотова и работал в его мастерской. Этот вывод основан лишь на некотором стилистическом сходстве портретов работы Рокотова и Островского.
Сейчас атрибутировано 17 портретов как однозначно принадлежавших кисти Григория Островского, причем на восьми из них изображены представители рода Черевиных, а на остальных (за исключением двух портретов неизвестных мужчины и женщины) - соседи и знакомые Черевиных: Лермонтовы, Акуловы, Ярославовы.
Черевины были достаточно состоятельным для российской провинции семейством, у них было
крепкое хозяйство, большой добротный дом, церковь в усадьбе и приличное количество всевозможных хозяйственных построек. Известно также, что они имели родственников, постоянно живущих в Париже, которых возможно навещали. Некоторые особо смелые исследователи предполагают, что Островского, слугу либо соседа, они могли взять с собой в подобное путешествие.
Во всяком случае, датированные портреты работы Островского позволяют отметить, что к середине 1770-х годов в творческом методе художника произошел явный прогресс. Первые портреты, датированные началом 1770-х годов были явными копиями с более ранних образцов, хотя и выполненными довольно профессионально. А позднейшие работы уже можно считать настоящими
шедеврами. В них практически не осталось архаики, живопись мастера стала изысканней, стилистически богаче и гибче.Портреты работы Островского отличаются необычной для 18 века реалистичностью: «Самобытно, с явным пристрастием относится он к ювелирным изделиям в женском туалете, а также к фактуре бантов, кружев, лент, оборок на платьях, позументов, пуговиц, наколок и париков… Фоны в его портретах всегда глухие, нейтральные, чаще всего густо-зелёные, „непроницаемые“, но с непременным высветлением одного и того же места за спиной фигуры. Так же своеобразно моделирует он лица тех, кто ему позирует: освещение лиц ровное, с плавным переходом от света к тени…»
Безусловно, лучшей и самой известной работой Островского считается портрет Анны Сергеевны Лермонтовой, пяти лет от роду, дочери местного предводителя дворянства (надо полагать, что в этом возрасте ее, скорее всего, звали Аннушкой или Аннет с учетом профранцузских настроений местного дворянства).
Ребенок, показанный живописцем, - это сама чистота, неомраченная радость, это создание,
жадно открытая всем впечатлениям, всем радостям окружающего мира, и при этом еще незнакомое ни со злом, ни с пороками. Своей виртуозной кистью, легкими и умеренными мазками, Островский пишет красивое, обаятельное лицо девочки, передает нежность и сияние кожи, выразительные, внимательные, чуть миндалевидные глаза. Зритель понимает, что Аннушке велели сидеть смирно и не шевелиться, но она с большим трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.Островский великолепно передает материальность предметов: воздушность кружева чепца, матовое, глубокое свечение грушевидной жемчужины-сережки, невесомость бисерного шнурка, повязанного на тонкой, хрупкой детской шее.
Анна Сергеевна Лермонтова впоследствии вышла замуж за чухломского дворянина Телепнева, а в 1827 году продала отцовское имение. Она умерла довольно рано, но после нее остался сын.
Островский превосходно умел раскрывать внутренний мир своих моделей, и возможно, это связано не только с его безусловным талантом портретиста, но и с тем, что он писал людей хорошо ему знакомых (еще один довод в пользу его благородного происхождения).
Последняя известная работа Островского – портрет А.Ф.Катенина, поэта и переводчика, сосланного в свое имение за вольнодумство, датируется рубежом 18-19 вв. (1790-ми гг.) Но предполагается, что Григорий Островский умер в 1814 году.
P.S. В настоящее время 17 известных портретов работы Григория Островского хранятся в Солигаличском краеведческом музее им.Г.И.Невельского, и увидеть их можно только там.
