ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ: СЮЖЕТЫ

         На рубеже 19-20 веков в русском искусстве было немало художников, работавших в рамках так называемого неорусского стиля, который, в сущности, был одной из вариаций модерна. Виктора Васнецова (с некоторыми оговорками) тоже можно отнести к этой категории художников. Тема русских сказок, а точнее, русского фольклора, появилась в его творчестве еще в начале 1880-х годов, хотя до этого он был вполне типичным для представителя своего поколения мастером критического реализма. Например, его первой картиной, показанной на выставке передвижников, было «Чаепитие в трактире», этакая помесь Перова с Мясоедовым.

         Впрочем, некоторый задел для работы над полотнами исторического жанра (а «сказочные» и «былинные» картины относятся именно к историческому жанру живописи) у него уже был, поскольку еще в Академии Васнецов получил серебряную медаль за эскиз «Христос и Пилат перед народом».

         Первой работой соответствующего жанра явилась картина «После побоища Игоря Святославича с половцами», показанная в 1880 году на VIII Передвижной выставке. Это была еще не совсем сказка, вернее совсем не сказка, поскольку с одной стороны Васнецов использовал в качестве сюжета мотивы литературного «Слова о полку Игореве», но с другой, поход князя Игоря был вполне реальным историческим событием.

         Картина, на которой изображены не менее десятка трупов, хотя и довольно симпатичных, одетых в художественно выполненные доспехи или задрапированных в изысканные восточные ткани, и принявших вполне картинную смерть без единой капли крови, вызвала весьма неоднозначные суждения в обществе. Крамской, Репин и Чистяков восхищались, Мясоедов топал ногами и требовал убрать «мертвечину» с выставки. Но в целом, публика, похожн, осталась в недоумении, и внятного ответа на вопрос «что это было?» никто дать не смог. Ну а Васнецов пошел дальше.

         Через год появилась хрестоматийная «Аленушка», затем почти сказочный «Витязь на распутье», а далее «Иван Царевич на Сером Волке», "Три царевны подземного царства" и «Богатыри». Почему Васнецов так резко сменил направление в искусстве и перешел от критического реализма к какому-то не самому реалистичному фольклорному историзму объяснить не могли ни его современники, ни нынешние исследователи его творчества. Вполне правдоподобных версий выдвигалось достаточно: переезд художника в Москву и сближение с кружком Мамонтова («Аленушка» была написана в Абрамцево), желание вернуться к неким духовным истокам русского народа (критики писали о связи в картинах Васнецова между «русской сказкой и русской верой»), тем более, что Васнецов происходио из семьи священника.

         С 1900 года и до конца своей жизни (до 1926 года), а особенно интенсивно, начиная с 1917 года, Васнецов писал цикл из семи сказочных картин, своего рода апофеоз своих творческих и идейных воззрений. Это и была «Поэма семи сказок».

«Сказочный» цикл Васнецова состоит из следующих картин:

         • «Спящая царевна»;

         • «Царевна-лягушка»;

         • «Царевна-Несмеяна»;

         • «Ковер-самолет»;

         • «Сивка-бурка»;

         • «Баба-яга»;

         • «Кощей Бессмертный».

         Несомненно, одним из основных источников вдохновения Виктора Васнецова (помимо детских воспоминаний и

впечатлений и некоторых специфических соображений о судьбах русского народа) для создания «Поэмы семи сказок» стали знаменитые «Народные русские сказки», сборник, составленный А.Н.Афанасьевым, и вышедший первым изданием в 1855-63 годах, а вторым, переработанным, в 1873 году.

         Это было значительным событием русской культурной жизни того времени, которое оказало мощное воздействие на многие области русской гуманитарной науки (например, Афанасьев предпринял первую в мировой истории попытку классификации сказочных сюжетов). Но и рядовых читателей, к которым относился и Виктор Васнецов, не могло не захватить так сказать, богатство русского фольклора.

         Сейчас мы часто забываем о том, что народные сказки (не литературные, созданные писателями для конкретной читательской аудитории, а именно народные), совершенно не были предназначены для детского чтения. Для детей Афанасьев выпустил отдельный сборник специально отобранных и адаптированных сказок, причем даже из них не все цензура пропустила в печать, полагая некоторые сюжеты опасными для неокрепшей детской психики или вредными с точки зрения воспитания (ничего не напоминает?)

         В сказках, опубликованных для взрослой аудитории, действительно достаточно много и насилия, и эротических мотивов, и так нелюбимого цензурой 19 века вольнодумства. И если внимательно рассмотреть полотна Васнецова из «Поэмы семи сказок», то можно понять, что его картины также очень далеки от благостных иллюстраций из детских книг. Его баба-Яга или Кощей бессмертный могут надолго обеспечить юного зрителя ночными кошмарами.

         Первой работой цикла является «Спящая царевна». Царство юной красавицы, погруженное в волшебный сон, художник поместил в глухом темном лесу. К пестрым разномастным теремам плотно подступают темные ели и трепещущие осины, деревья, символизирующие границу загробного мира. Царевна спит не в одиночестве в хрустальном гробу, а в окружении своих придворных: шута и музыканта, служанок, а также ручного медведя. Самой симпатичной героиней холста можно считать маленькую босоногую девочку, прикорнувшую на огромной древней книге.

         Следующие полотна, «Царевна-лягушка» и «Царевна-несмеяна», довольно точно иллюстрируют прекрасно известный всем текст афанасьевских сказок. Наиболее интересна здесь Несмеяна, поскольку Васнецов совершенно неожиданно для такого жанра довольно правдоподобно изображает главную героиню как человека явно страдающего депрессией, с нечёсаными длинными волосами и трагическим (а вовсе не скучающим) выражением лица.

         Далее в рамках цикла был написан «Ковер-самолет». Это был третий вариант сюжета, который уже использовал Васнецов, самый лирический среди прочих. На картине изображена пара влюбленных, Иван-Царевич со своей суженой Еленой Прекрасной (Премудрой) (в другом варианте – Василисой Прекрасной (Премудрой)). Ковер-самолет несет их над условно-русским пейзажем. Действие происходит на фоне фантастического закатного неба. Ковер движется спокойно и плавно, направление его движения почти не обозначено. В сущности, сцена повторяет сюжет 1889 года из картины «Иван-Царевич на Сером Волке», с изменением не только транспортного средства, но и общего настроя картины. Мрачная тревожная таинственная атмосфера дремучего леса  в «Иване-Царевиче на Сером Волке» сменяется полным покоем и гармонией в «Ковре-самолете» 1919-1926 гг. Возможно, только слегка завернутый край ковра придает сцене некоторую динамику.

Основную темуэтого «Ковра» можно обозначить как «покой и воля». И это может показаться довольно странным, поскольку картина писалась в первые годы революции, но в ней совершенно невозможно найти никаких революционных аллюзий, даже намеков.

         Зато тему полета Васнецов в определенном смысле продолжает в следующей картине, «Сивке-бурке», где можно увидеть довольно целомудренную встречу двух разлученных возлюбленных (они даже не целуются!) на изрядной высоте на фоне очередного сказочного терема с кокошником, весьма напоминающем картуш с декором в виде Солнца (Ярилы-Солнца).

         Две последние картины представляют двух основных злодеев русских сказок – Кощея Бессмертного и Бабу-Ягу. Кощей проказан жестоким сластолюбцем, который явно домогается до своей несчастной пленницы-царевны и при этом не выпускает из руки жуткий меч, обагренный кровью. Мрачный интерьер кощеева дворца дополняют многочисленные сундуки, очевидно полные всевозможных ценностей, которые Кощей отнял у поверженных врагов. Ценное барахло свалено по углам парадной залы, его можно увидеть и через приоткрытые двери, ведущие в другие помещения (с уборкой он явно не заморачивался).

         Бабе-Яге посвящена отдельная картина. Жуткая полуголая старуха, наряженная в алый сарафан на голое тело, только что похитила где-то симпатичного светловолосого мальчика, загрузила его в ступу и несет теперь в свою избушку на курьих ножках, чтобы приготовить  из него обед. Ребенок в ужасе, как был бы в ужасе любой, оказавшийся на его месте. Скорость полета ступы подчёркивает даже то, что Яга где-то потеряла один из своих лаптей. Ее сопровождают птицы – сорока и сова. Действие происходит в самой глухой лесной чаще, где фантастические стволы и ветви деревьев, выступающие из болота, кажутся подобными человеческим костям. Даже месяц, помещенный у нижнего края горизонта, окрашен в тревожный розоватый цвет.

        Так что в общем, сказочная, а, точнее, языческая Русь представляется страной достаточно мрачной. Стоит обратить внимание, что ни одного христианского символа художник в своих картинах не использовал, так что это действительно может быть только языческая Русь.

         Очень может быть, что Васнецов сознательно изображал в своих картинах дохристианскую Русь страной богатой, но варварской и беззаконной. Мне кажется, что исследователи зря восхищаются народностью этих полотен и приписывают художнику это свое восхищение. Скорее всего, он старается убедить зрителей, что язычество – это дикость, а цивилизация возможна только в христианском мире.

         Васнецов особенно интенсивно писал свою «Поэму» после 1917 года, и напрашивается вывод, что языческая стихия этих полотен в определенном смысле перекликается со стихией революционной. Васнецов, идейный участник «Союза русского народа», разумеется, не принял революцию, но покидать страну не пожелал. И свое мнение о переменах, происходящих в стране, смог выразить в виде сказочных аллюзий (Баба-Яга как образ революции, пожирающей своих детей)...