ЖЕНЩИНЫ В ИСТОРИИ И ИСКУССТВЕ

         Если первый портрет Сибиллы Лукас Кранах Старший создал еще до ее свадьбы, то позднее девушка стала постоянной моделью художника, и постоянно появлялась на его картинах и как героиня портретов, и как безымянная дама в различных аллегориях, и в виде всевозможных библейских и античных героинь: Далилы, Саломеи, Венеры и Юдифи.

         И это при том, что супружеская жизнь принцессы складывалась вполне гармонично. Она блистала при виттенбергском дворе, муж ее всячески баловал, а она подарила ему четверых сыновей. К тому же она, также как и ее супруг, оказалась убежденной сторонницей лютеранства, и полностью одобряла взятый им курс на секуляризацию церковных земель Цейтце и Вирцене, а также разрыв политического союза с его братом и соправителем Иоганном Эрнстом.

         Но была у нее и своя маленькая отдушина, свой маленький мир, где существовали только она, сначала юная девочка, потом девушка в расцвете красоты, а позднее зрелая матрона, и ее художник, ее Лукас Кранах, который видел ее такой, какой она сама себя мечтала видеть. На его картинах она представала героиней, богиней и неизменной красавицей. Художник обожал писать обычно распущенные, слегка вьющиеся рыжие волосы Сибиллы и непременно старался подчеркнуть ее тонкую талию.

         Кранаху даже не возбранялось рисовать Сибиллу обнаженной. Разумеется в натуральном виде она ему не позировала, не те времена, но придать черты своей музы нагой Венере или Еве, художник вполне допускал, и никаких последствий эта дерзость не имела. Надо полагать, и Сибилле, и ее супругу только льстили подобные сравнения.

         Картина «Юдифь с головой Олоферна», первая из многочисленных вариантов и повторений этого сюжета, была написана около 1530 года, и Сибилле на портрете всего семнадцать лет (хотя она уже успела родить первого ребенка). Героиня, воплощающая мужество, решительность и любовь к своему народу, откровенно позирует художнику. В одной руке она держит меч острием вверх, а другой придерживает  за волосы уже отрубленную голову Олоферна. Лицо Юдифи полно спокойствия и достоинства, и только взгляд выдает усталость и нервное напряжение от того, через что пришлось ей пройти.

       Известно, что Кранах поначалу собирался писать голову Олоферна с самого себя, но не рискнул. Уж слишком откровенным был бы намек на то, что он потерял голову от любви к своей модели. В итоге Олоферн имеет на картине портретное сходство с мужем Сибиллы, Иоганном Фридрихом, который без колебаний дал на это свое согласие.

         Кранах, вероятно, стал первым законодателем моды в истории искусства. Женский тип Сибиллы Клевской стал для современниц художника каноническим образцом красоты, а ее портреты оказались настоящим общедоступным журналом мод, поскольку наряды Сибиллы, многие из которых придумывал сам Кранах, тут же копировались.

В образе Юдифи Сивилла также одета весьма изысканно и оригинально. На ней бархатная шляпа, украшенная перьями, сложное платье с бархатным лифом и шнуровкой на талии, шею украшают золотое колье с жемчужинами и две золотых цепи с крупными звеньями, руки в модных перчатках с прорезями на суставах.

         И, разумеется, образ библейский героини оказался в очередной раз лишь поводом, чтобы написать портрет Сивиллы Клевской.

         Между прочим, Сибилла оказалась верна брачной клятве, насчет верности супругу не только в радости, но и в горе.

         В 1547 году в самом разгаре было противостояние католической Священной Римской империи и протестантской Шмалькальденского союза, в которой состоял и муж Сибиллы, Иоганн Фридрих. Дело зашло настолько далеко, что после сражения при Мюльберге он был взят в плен императором Карлом V. Бунтовщика приговорили к смерти, и вот-вот должны были обезглавить

         Спас его не кто иной, как Лукас Кранах Старший. Это он прибыл к императору и как-то уговорил его отменить казнь. Император давно знал Кранаха (по слухам в его спальне даже висел его детский портрет работы Кранаха), ценил его работы, и, видимо, уважал как человека, а потому удовлетворил его просьбу, оставив, впрочем, курфюрста в темнице. Тем более что Кранах сделал ловкий дипломатический ход и привез Карлу в подарок ту самую «Юдифь», где несчастный герцог уже заранее был изображен с отрубленной головой. Надо полагать, императора это немало позабавило.

         Но верность художника своему воспитаннику поистине не знала границ. Через три года плена Иоганн Фридрих, который уже пребывал в глубокой депрессии и не надеялся выйти на свободу, написал Кранаху письмо, в котором умолял приехать и разделить с ним тяготы его заключения. Художник, которому к тому времени уже исполнилось 78 лет, почти не раздумывая, роздал наследникам свое немалое имущество (помимо недвижимости, земельных участков и прибыльного бизнеса, у него было 40000 гульденов золотом) и отправился в добровольное заточение в Аугсбург, где томился несчастный герцог.

         Два года понадобилось Кранаху, чтобы уговорить императора освободить Иоганна Фридриха. В1552 герцог был выпущен из заключения, но получил приказание отправиться в Веймар.  И туда к своему мужу смогла приехать и Сибилла. Все эти пять лет она с нетерпение ждала, когда  их воссоединение окажется, наконец, возможным.

         Надо полагать, что вновь собравшись вместе, Лукас Кранах Старший, герцог Иоганн Фридрих Великодушный и Сибилла Клевская, наконец-то обрели счастье и покой, хотя и не надолго. В следующем, 1553 году, умер Лукас Кранах, практически вслед за ним ушла из жизни в феврале 1554 года Сибилла (ей было всего 42 года), а буквально через две недели после ее смерти, умер и ее муж, Иоганн Фридрих.

         И кажется, что Сибилла и Иоганн как будто жили под покровительством своего мудрого и благородного опекуна, а когда его не стало, их жизнь тоже закончилась. Если не считать, конечно, несчетного множества портретов Сибиллы, родившихся под кистью Лукаса Кранаха. И еще. Сибилла и Иоганн до сих пор вместе на алтаре веймарской церкви, запечатленные все тем же их другом и наставником (и в его обществе).

         P.S. Картину Лукаса Кранаха Старшего «Юдифь с головой Олоферна» с учетом последующих событий в жизни герцога Иоганн Фридриха Великодушного иногда приводят в качестве примера так называемого «проклятия портретистов». Но мне кажется, что здесь мистическая связь всех троих героев этой истории гораздо глубже, нежели простая и прямолинейная порча на смерть.