
Антонис ван Дейк. Портрет леди Венеции Дигби, олицетворяющей Благоразумие. 1633-34
Когда в 1632 году Антонис ван Дейк по приглашению английского короля прибыл в Лондон, он точно знал, чего хочет от жизни. Он, сын человека богатого, но всего лишь купца из Антверпена, мечтал войти в высший европейский свет и стать там своим человеком, также, как это получилось у его учителя Рубенса. Ван Дейк целенаправленно шел к своей цели, и когда в 1632 году английский король Карл I, покровительствовавший людям искусства, пригласил его к себе, то без колебаний согласился. И не прогадал. Менее чем через полгода после прибытия в Лондон, художник уже стал обладателем рыцарского звания. Его английскими друзьями были исключительно представители высшей аристократии, а спустя семь лет он даже женился на фрейлине королевы леди Мэри Рутвен.

Антонис ван Дейк. Портрет сэра Кенелма Дигби. 1630-е гг.
Одним из самых близких друзей ван Дейка в Лондоне стал сэр Кенелм Дигби, морской офицер, дипломат и писатель, впрочем, известный в великосветском обществе прежде всего как муж красавицы-жены. Леди Венеция Дигби, урождённая леди Стэнли, на рубеже 1630-х годов действительно считалась самой красивой женщиной Англии, но при этом ее репутация была отнюдь не безупречной. В Лондоне все прекрасно знали, что до брака с сэром Дигби, Венеция имела страстный (и отнюдь не платонический роман) с Эдвардом Саквиллом, 4-м графом Дорсетом. Дорсет жениться на ней не собирался (то ли уже был женат, то ли официально помолвлен), и потому, когда ей подвернулся страстно влюбленный в нее ещё с детства Дигби (кстати, он был младше ее на три года), Венеция согласилась пойти с ним под венец. Судя по всему, основной причиной этого поспешного согласия на брак была беременность невесты, которая родила девочку всего через пару месяцев после венчания. Мать сэра Дигби, зная о сомнительном прошлом потенциальной невестки, всячески противилась этому браку, так что новобрачным пришлось организовывать венчание втайне от нее, чтобы потом уже поставить ее перед свершившимся фактом. Кстати, дочь Венеции, Маргарет, сэр Дигби не признал, и она вообще не фигурировала в их семейных документах. Надо полагать, ее куда-то отослали, а возможно, заботу о ней принял на себя ее родной отец, граф Дорсет.
Ходили слухи, что замужество и рождение ещё пятерых сыновей нисколько не охладило пылкий нрав леди Венеции, и она продолжала изменять мужу, то ли все с тем же с графом Дорсетом, то ли с кем-то еще. Влюбленный сэр Дигби, до которого, разумеется, эта информация также доходила, старательно ее игнорировал. Вся эта странная семейная жизнь продолжалась семь лет, с 1626 до 1633 год, а потом Венеция Дигби совершенно неожиданно скоропостижно умерла по неизвестной причине. Вообще-то мысль о насильственной смерти молодой и цветущей женщины напрашивалась сама собой, так что было даже проведено вскрытие (немыслимый случай!). Однако судя по всему, кончину леди Венеции всё-таки приписали естественным причинам (хотя лично мне кажется, что свекровь могла как-то этому поспособствовать, дабы защитить своего несчастного мальчика, над которым за его спиной потешался весь Лондон). Как бы там ни было, леди Дигби отошла в мир иной, а безутешный супруг отправился к своему другу ван Дейку, чтобы заказать ему посмертный портрет своей любимой Венеции.
В итоге, у художника получился очень необычный портрет, совершенно не свойственный его художественному стилю. Дело в том, что ван Дейк никогда не любил писать аллегории, и вообще старался не перегружать картины излишними деталями, несущими какой-то дополнительный смысл. Но в данном случае, как предполагают исследователи, в заказе сэра Дигби однозначно были указаны все символическое элементы, которыми следовало окружить фигуру леди Венеции. Судя по всему, портрет должен был окончательно реабилитировать посмертную репутацию дамы, показав ее верной женой, отвергнувшей все светские соблазны.
Итак, портрет предполагал изображение леди Венеции в виде аллегорического воплощения Благоразумия. Традиционно Благоразумие (как одну из четырёх главных Добродетелей) представляли в виде женской фигуры со змеёй и зеркалом. Змея, которая на портрете присутствует, отсылает зрителя к фразе из Евангелия от Матфея: «Будьте мудры (в другом переводе prudents - благоразумны) как змии». Зеркала, которое символизирует способность человека видеть себя таким, каким он есть на самом деле, на картине нет. Возможно, сэр Дигби отказался от этой детали, поскольку другой, и более расхожий смысл появления зеркала в живописи - это обозначение распутства. Вместо этого возле левой руки героини художник изобразил пару белых голубей, символизирующих супружескую верность.
Ногой Благоразумие попирает Купидона, бога любви, что также должно убедить зрителя в сознательном отказе героини от каких бы то ни было побочных и порочных любовных увлечений. Фигуру Благоразумия часто сопровождает изображение мужчины, шута или дикаря, который символизирует Глупость и Двуличие, как пороки, противоположные Благоразумию. В данном случае, на картине также представлен полуобнаженный мужчина с маской на затылке, скорчившийся у подножия каменной скамьи, на которой восседает Благоразумие. Он отвернулся от героини, что по замыслу художника, возможно, должно было символизировать то, что он сражен и низвергнут перед добродетелями леди Венеции.
Таким образом, если считывать символику данного полотна поверхностно, то перед нами действительно предстает апофеоз добродетельной жены, щедро оплаченный скорбящим мужем. Однако, не стоит забывать, что некоторые символы в картине далеко не однозначны, а также следует обратить внимание и на другие детали композиции. Во-первых, фон на картине, вроде бы вполне идиллический, выполнен резкими насыщенными мазками, что создаёт определенный диссонанс, придавая картине довольно драматическое настроение. Прекрасная леди Дигби изображена в трехчетвертном развороте влево, словно она не хочет смотреть ни на зрителя, ни на мужа. Ее лицо, идеально гладкое и бесстрастное, лишено даже тени эмоций. Зато персонифицированная Глупость (он же Двуличие) искоса смотрит на зрителя, как будто намекая на некую пикантную тайну.
Дама действительно попирает ногой Купидона, но зато над ней парят целых трое путти, возлагающие на ее голову лавровый венок. Лавр, конечно, может символизировать неувядаемость Добродетели, но также он может служить и символом бога Аполлона, который отнюдь не был образцом этой самой добродетели. В принципе, сюжет с Купидоном и группой путти можно трактовать в том смысле, что отвергнув один соблазн, дама уступила нескольким последующим.
Змея может означать и змия-искусителя, намекая зрителю на историю с грехопадением Евы в райском саду, а также быть олицетворением Коварства или Соблазна. А голуби часто являются символами богини Венеры, поскольку именно они обычно бывают впряжены в ее небесную повозку.
В итоге, история о безвременно почившей добродетельной супруге сэра Дигби приобретает совершенно другой смысл, намекая на неверность, измены и распущенность леди Венеции, которая нисколько не изменила своим привычкам и после замужества.

Антонис ван Дейк. Леди Венеция Дигби на смертном одре. 1633
Сэр Дигби был настолько потрясен смертью жены, что оставил все свои светские обязанности и в дальнейшем жил затворником, посвятив себя алхимии, философии и изучению возможности связаться с душами умерших. Конечно, его интересовала только одна душа, его незабвенная Венеция. А Антонис ван Дейк счел композицию картины настолько удачной, что позднее несколько раз повторил ее в разных вариантах, а с основного портрета сделал уменьшенную копию.