Часть 6. Предательство
Предыдущие посты:
1 часть: https://nikonova-alina.livejournal.com/664432.html
2 часть: https://nikonova-alina.livejournal.com/665193.html
3 часть: https://nikonova-alina.livejournal.com/665871.html
4 часть: https://nikonova-alina.livejournal.com/667781.html
5 часть: https://nikonova-alina.livejournal.com/668641.html
Алексей Явленский. Портрет Марианны Веревкиной. 1906
Явленский долго такой жизни не выдержал. Опять-таки восторженные искусствоведы обычно утверждают, что причиной постоянных конфликтов, которые сопровождали жизнь Марианны и ее спутника, начиная с 1900 года было различие творческих темпераментов и творческих же интересов, но скорее всего, Алексей начал просто тихо сатанеть от той жизни, которую ему приходилось вести.
Ему пришлось оставить занятия у Ажбе, которые были некоторой отдушиной, поскольку учитель банально запил. В «розовой гостиной» Марианны на Гизелаштрассе, 23, бесконечной чередой менялись гости. Там можно было встретить Валентина Серова и Виктора Борисова-Мусатова, Анну Павлову и Сергея Дягилева, посла России в Мюнхене Николая Столыпина и знаменитую итальянскую актрису Элеонору Дузе. А еще у Веревкиной регулярно собирались молодые «гизелисты» — художники Габриель Мюнтер, Франц Марк, Август Маке, Василий Кандинский.
Марианна порхала среди гостей, была весела и приветлива, но когда они с Явленским оставались наедине, подчеркнуто говорила только об искусстве, добавляя:
«Я люблю только душу. Я равнодушна к телам».
А вот Явленский к телам отнюдь не был равнодушен. В 1901 году обнаружилось, что горничная Леля Незнакомова ждет от него ребенка. По законам Германской империи она считалась еще несовершеннолетней (по моим прикидкам ей было лет 18-19, но, возможно, все же 17, или же в то время совершеннолетие в Германии начиналось с 20-ти лет), так что Явленскому, как отцу ребенка, грозили большие неприятности. Кстати, в то время он уже стал именоваться в Германии фон Явленским, подчеркивая свое дворянское происхождение.
Алексей Явленский. Натюрморт с самоваром. 1901
В общем, в благородном семействе разразился большой скандал, хотя сдается мне, что для Марианны случившееся не было уж таким большим сюрпризом. Дурой она не была, и не могла не замечать, как Алексей и Леля бросают друг на друга многозначительные взгляды или тайком обжимаются в прихожей. В общем, незадачливых любовников она не бросила. Договорилась со своим другом Николаем Столыпиным и отвезла обоих в его имение Анспаки в Витебской губернии. Там, 2 января 1902 года Леля родила сына Андрея, а Явленский перенес тиф. Кстати, пока Марианна и Явленский были в отъезде, в ее квартире на Гизелештрассе временно поселились ее друзья Василий Кандинский со своей гражданской женой Габриель Мюнтер.
Марианна, как всегда, уладила все проблемы. Выздоравливающего Алексея она отвезла сначала в Крым, в Алупку, а потом на Кавказ, где он не только окончательно поправился, но и набрался новых впечатлений. А сама занялась документами Елены Незнакомовой. Марианна подняла все свои связи, и добилась того, чтобы дату рождения Елены поменяли с датой рождения ее старшей сестры Марии, чтобы решить вопросы с немецкими законами. В октябре 1902 года компания вернулась в Мюнхен. При этом маленького Андрея представляли племянником Явленского, горничной Марианны стала Мария Незнакомова, старшая сестра Лели, а сама Леля фактически стала гражданской женой Алексей. При этом Явленский много внимания стал уделять и ее старшей сестре Марии.
Алексей Явленский, Марианна Веревкина, Андрей Явленский и Габриэль Мюнтер в Мурнау. 1909. Фотографировал Василий Кандинский
Марианна долго эту Санта-Барбару не вынесла, периодически она устраивала скандалы (с учетом того, что она всю эту компанию еще и содержала, ее вполне можно понять). В ноябре 1902 года Веревкина начала писать «Lettres à un Inconnu» («Письма к неизвестному») своеобразный дневник, который она закончила в 1906 году. На бумаге она изливала свои чувства, излагала свои эстетические позиции, взгляды на искусство и место художника в обществе. Это была исповедь, которая, как утверждается, помогла Марианне простить Алексея. Или же, скорее помогла ей, наконец, понять, что ее место – у мольберта, а вовсе не в качестве музы художника, из которого так и не получился гений.
С этого года она снова взяла в руки альбом и карандаш, а в ее дневниковых записях начали появляться своеобразные словесные картины — «сценарии» будущих живописных произведений, причем в них уже не оставалось места прежнему реализму. Цвет в них не зависел от света и был выразителем настроения, мысли, носителем эмоционального состояния:
«…Огромная оранжевая луна катится, как неимоверный ком в интенсивно-синем. Линии домов обрамляют с двух сторон эту синь в по-детски жесткую рамку. Рождается словно песня цветов, подчиненных этому синему, над которым доминирует оранжевая луна…»
Однако дома в Мюнхене продолжался бедлам. Марианна терпела год, но к концу 1903 года ее терпение кончилось, и она, не сказав никому не слова, решилась на демарш и укатила во Францию с одним из своих друзей, художником Александром фон Зальцманом.
Марианна Веревкина. Аве Мария. 1927
Продолжение следует…