Василий Перов. Последний кабак у заставы. 1868
Мне всегда казалось, что «Последний кабак у заставы» одна из самых мрачных картин Перова, который вообще не отличался особой жизнерадостностью. И именно в этом плане обычно и делаются типичные искусствоведческие описания этого полотна:
«В сумрачном свете холодного зимнего вечера зловещим символом предстали на фоне лимонно-желтого закатного неба царские орлы заставы. Тускло светятся окна кабака, где крестьяне, приехавшие в город, пропивают вырученные за день гроши. Под резкими порывами ветра зябко съежилась в санях жалкая фигурка, закутанная в платок. Это крестьянка ожидает загулявшего кормильца. Пространство картины играет активную трагическую роль, печальными аккордами звучат темные серые и коричневые тона, наложенные экспрессивными мазками, усиливая ощущение тоски и безысходности. Нет ни малейшего просвета, лишь пробирает до костей ледяной холод в этом пустынном мрачном месте…» и так далее.
Василий Перов. Сцена у железной дороги. 1868
А что, если все-таки посмотреть на эту картину без сложившегося предубеждения? Может, окажется, что все совсем не так мрачно? Перов написал эту картину в 1868 году, и это был довольно неплохой период в его жизни. На Всемирной выставке в Париже с успехом демонстрировались пять его картин, Академия художеств продлила еще на два года полученное им ранее трехлетнее пенсионерское содержание, а за картину «Сцена у железной дороги» (забавная жанровая сценка) он получил первую премию Московского общества любителей художеств. К тому же и в личной жизни художника это был довольно благополучный период – была жива его жена, подрастали двое сыновей. Так что кроме характерной для Перова постоянной склонности к депрессии (возможно, обусловленной туберкулезом), ничто не предвещало такой запредельной мрачности.
Итак, что же мы видим на картине? Сцена действительно разворачивается ранним зимним вечером (четыре-пять часов пополудни). На улице довольно холодно, день был солнечным и морозным, на что указывает золотисто-розоватое небо с легкими сиреневатыми облаками на заднем плане (вот вам и оптимистичный просвет). Это – среднестатистический русский город. Вероятно, Перов писал Москву, но он постарался максимально обобщить городской вид, не давая никаких примет, по которым можно было бы определить, где именно происходит действие. Но очевидно, что это самая окраина города с высокими башенками, украшенными гербовыми орлами. Три последних здания на улице – это пресловутый кабак и, вероятно, гостиница при нем, и, крайний дом, возможно, либо таможенный пост, где проходили проверку грузы, ввозимые в город, либо полицейский пост внутреннего паспортного контроля.
Возле кабака, а, вернее, все-таки трактира, с огромной, но нечитаемой вывеской, (что опять-таки указывает на сознательное решение художника отказаться от любой конкретики в изображении города), стоят двое крестьянских саней-рОзвальней. Еще двое таких же саней уже выехали за пределы города, мы видим их силуэты на горизонте.
В санях сидит женщина, закутанная в платок и укрытая тулупом. Выражение ее лица читается с трудом, но я бы не сказала, что она выглядит замерзающей и несчастной. Скорее она кажется недовольной долгим ожиданием. Но укутана она довольно тепло, так что замерзнуть на морозе ей явно не грозит. Обычно утверждается, что муж бросил жену на морозе, а сам пошел в трактир пропивать заработанные гроши. А что, если все было не так?
Вероятно, крестьяне приехали в город торговать на рынке еще ранним утром. Что они продавали, можно лишь предполагать. Например, это могли быть мороженые ягоды (клюква или брусника), сушеные грибы или какие-то кустарные ремесленные поделки, а возможно, молоко или масло (их в те времена замораживали, если продавали зимой). С учетом того, что у них есть свои сани и лошади, можно предположить, что эти крестьяне – люди хозяйственные, а хозяйства их достаточно крепкие. Более того, перед тем, как отправиться в питейное заведение, лошадям кинули сена. Между санями стоит мохнатая черная собака. Возможно, она также сопровождала своих хозяев во время поездки, охраняя товар или сани, пока они занимались торговлей.
Вообще, я бы эту ситуацию смоделировала так. Крестьяне, очевидно, супружеская пара и их сосед/родственник/знакомый отправились на рынок в ближайший город (кстати рынки как правило и самоорганизовывались возле городских застав). В санях пусто, значит торговали они вполне успешно, распродали весь товар, и, соответственно кое-что заработали. Думаю, деньги мужчинам их спутница не доверила, завязала в чистый платок и спрятала в самом надежном месте – на своей груди. А мужичкам своим выдала по паре грошей, чтобы они могли слегка отметить удачный день, но не напивались, ведь им еще ехать назад, в деревню, а путь, вероятно, не близкий. Сама женщина осталась присмотреть за имуществом (а то и лошадей уведут лихие людишки, и сани утащат, и даже собаку заманят).
Общую мрачность городского пейзажа вполне возможно объяснить нашими привычными зимними реалиями, когда темнеет рано, и даже современного городского освещения с его огромными фонарями, рекламной и декоративной подсветкой совершенно не хватает, чтобы полностью развеять эту темень, и возвращаясь с работы вечером ты видишь вокруг себя точно такие же мрачные, черные и темно-коричневые громады домов, в которых лишь окошки светятся теплым золотистым светом. Именно так, как и на картине Перова, где теплый свет питейного заведения, пробивающийся сквозь промерзшие оконные стекла, манит продрогших путников, обещая им тепло, горячую еду и еще более горячую выпивку.
И что же тут такого трагического? Люди честно отработали, немного расслабились, и сейчас поедут домой, в ту самую золотисто-розовую морозную даль. Между прочим, на горизонте можно увидеть и церковь, которая однозначно указывает на то, что их путь будет правильным и праведным. Может, они даже и на службу еще заедут, поблагодарить за удачную торговлю. А рюмка водки на морозе «для сугреву» - святое дело!