ПАРМИДЖАНИНО. АНТЕЯ. 1535-37
В 1535 году Джироламо Франческо Мария Маццола, более известный как Пармиджанино («маленький пармезанец») бросает незаконченной свою самую знаменитую работу, картину «Мадонна с длинной шеей», и из художника превращается в алхимика. Он перестает систематически работать над росписью церкви Санта-Мария-делла-Стекката в родной Парме (между прочим, заказ был получен еще в 1531 году и должен был быть закончен через полтора года), и вместо красок и холстов начинает закупать стеклянные колбы, дрова и химикаты.
И только одну картину в этот период (1535-37 гг.) Пармиджанино выполнил от начала и до конца. Это был женский портрет, традиционно именуемый «Антея». История этого полотна, также, как и обстоятельства, при которых оно было создано, полна загадок, и вряд ли их удастся когда-нибудь полностью разрешить.
Итак, перед нами портрет очень молодой женщины, бесспорно красивой и утонченной, одетой в исключительно дорогой наряд. Фон полотна уже не пейзажный, более привычный для эпох Ренессанса, и не интерьерный, который иногда использовал и сам Пармиджанино, а глухой и темный. Кто она такая, эта Антея, исследователям выяснить так и не удалось. Наиболее популярных версий три:
1. Возлюбленная Пармиджанино, имя которой не сохранилось в документах и свидетельствах современников;
2. Некая куртизанка-модель, послужившая художнику источником вдохновения;
3. Плод воображения художника, идеальный абстрактный образ музы или возлюбленной.
Очень может быть, что все три этих версии можно объединить, предположив, что Пармиджанино написал портрет своей любовницы-куртизанки, придав ей идеализированный образ женского совершенства в его представлении.
Судя по всему, именно такой тип женщины – с вытянутым матово-бледным лицом, бархатными черными глазами и четко очерченным изящным ртом, действительно представлялся художнику идеалом женской красоты. Многие отмечали исключительный аристократизм модели, который как будто отделяет ее от толпы и возносит на недосягаемый пьедестал.
Но зрителя не оставляет ощущение, что перед нами нечто большее, чем просто портрет любовницы художника, пусть в дорогой одежде и аристократической позе. Вообще, выражение лица девушки отнюдь не кажется безмятежным, у нее тревожный и напряженный взгляд, как будто она чего-то опасается, или чувствует себя очень неуверенно в своем тяжелом драгоценном наряде. Ее левая рука, затянутая в перчатку, держит вторую перчатку и одновременно касается горжетки, а точнее носа хорька. Правую руку, указательный палец которой продет в цепь, девушка прижимает к груди. Положение рук Антеи таким образом также кажется очень зажатым и несколько неестественным. Иногда утверждается, что девушка хочет поклясться в чем-то (например, в вечной любви художнику), но выражение ее лица явно не соответствует подобному желанию.
До этого времени Пармиджанино написал довольно большое количество женских образов, его Мадонны пользовались неизменным успехом у публики и заказчиков. И можно обратить внимание на то, что его героини как правило одеты в легкие воздушные ткани, умением писать которые восхищался еще Джорджо Вазари. Вот что он писал о «Мадонне с розой» (1528-30): «…он <Пармиджанино> и Богоматерь одел необычайным образом, надев на нее платье с желтоватыми кисейными рукавам как бы затканными золотом, и это платье действительно было исключительно изящным…»
Надо полагать, что образ прекрасной девушки, как будто закованной в золотые латы, очень точно отвечал мечтам и устремлениям художника в соответствующий момент его жизни. Моя версия – Антея – это символ недостижимой алхимической мечты художника. И не случайно, ее платье сшитое из тяжелой темно-золотой парчи, декорировано шитьем на более легкой, но также золотой ткани. Ее украшают золотой венец с жемчужиной, две золотые цепи, золотое кольцо с рубином и массивные золотые серьги, золотисто-коричневый мех хорька и темно-коричневые перчатки (кажется, ничего не упустила!). Такое впечатление, что все это великолепие для своей модели художник просто взял напрокат, чтобы привлечь удачу и, главное, золото.
Об алхимических опытах Пармиджанино с некоторым недоумением писал Вазари: «…В конце концов Франческо, все ещё увлекаясь этой своей алхимией, превратился, как и все другие, однажды на ней помешавшиеся, из человека изящного и приятного в бородатого, с волосами длинными и всклокоченными, почти дикого, совсем не такого, каким был раньше, и после того, как он так опустился и стал нелюдимым и мрачным, напали на него тяжкая горячка и жестокий понос, вследствие чего через несколько дней он отошёл к лучшей жизни, положив тем самым конец тягостям мира сего, в котором не познал он ничего, кроме тоски и докуки». Его мечтой было заморозить ртуть (что приблизило бы его к получению философского камня) и на этом разбогатеть. Кстати и болезнь, которая свела его в могилу в возрасте 37 лет, специалисты объясняют отравлением ртутью.
Интересно, что Вазари, который довольно подробно описал все известные ему картины Пармиджанино, ничего не упоминает об «Антее». Надо полагать, что если бы он видел эту картину или знал о ней, то непременно оставил бы хотя бы ее краткое описание.
Ее название также представляется некоторой загадкой. Антея, мягко говоря, не самое распространенное имя в эпоху Ренессанса. В античности имя Антея (Анфея) – цветущая – было эпитетом Афродиты или, чаще Геры. Например, так именовали Геру в ее храме в Аргусе. Это же имя носила жена тиринфского царя Прета, которая подло обвинила античного героя Беллерофонта в покушении на ее честь, после того, как тот отверг ее домогательства.
Искусствоведы отмечают, что «Антея» относится к наиболее значительным портретным работам Пармиджанино, где «ореол внутренней значительности и загадочной глубины героини достигается исключительно внешними и достаточно лаконичными выразительными средствами».
P.S. В 2008 году «Антею» Пармиджанино выставляли в Пушкинском музее в Москве.